Часто, когда Зарикс смотрит на меня, кажется, что он немного смущен. Как будто он не совсем знает, что со мной делать. Я улыбаюсь ему, и он хмурится еще сильнее.
— В чем дело? — спрашиваю я.
— Я не совсем понимаю, как это произошло, — говорит он, и я чувствую, как моя улыбка становится шире.
— Если тебе нужно, чтобы я объяснила тебе на примере птичек и пчелок, я могу, — бормочу я.
— Птицы и пчелы? — замешательство на его лице почему-то выглядит до смешного милым, и я тянусь вверх и покусываю его губы.
— Вот тебе подсказка, — говорю я, проводя рукой по его груди. — Ты — вкладыш, а я — разъем.
Зарикс смотрит на меня мгновение, а затем мое сердце замирает, когда медленная, искушающая усмешка расплывается по его лицу.
— О Боже, — стону я, уткнувшись головой ему в грудь. — Тебе не следовало этого делать.
Я бросаю на него быстрый взгляд, и, к счастью, его улыбка исчезает. Хотя его глаза все еще горят весельем, и я чувствую, как мое сердце тяжело бьется. Расслабленное, слегка озадаченное и в то же время восхищенное растерянное выражение — это то, что я хочу видеть на его лице каждый день.
— Я думал, ты хотела, чтобы я улыбнулся, — говорит он. Он запускает руку мне в волосы и снова поднимает мое лицо к своему для очередного поцелуя.
Я ухмыляюсь ему в губы.
— Дикарь.
Зарикс смотрит на меня еще несколько секунд, и я замечаю момент, когда он отгораживается. Его лицо снова становится пустым, и он отпускает мои волосы, переводя взгляд на крышу шатра.
Внезапная перемена причиняет боль, и я отстраняюсь.
— Ты расскажешь мне об этом? — тихо спрашиваю я, и его взгляд устремляется на меня.
— Да что ты знаешь? — с вызовом спрашивает он, и я выдыхаю, решив проигнорировать его тон.
— Я знаю, что тот, кто заставил тебя избегать людей так, как ты это делаешь, кто заставил тебя так бояться заботиться о ком-либо, должно быть, был невероятным человеком.
Он кивает, отводя взгляд, но его рука опускается, чтобы снова притянуть меня к себе.
— Так оно и было. Хана была легкой и веселой. Она никогда не встречала никого, кого не могла бы заставить улыбнуться. Она сделала бы все, чтобы подбодрить кого-то, если бы он не был счастлив. Это было то, ради чего она жила.
Я игнорирую укол ревности, который пронзает мою грудь. Я отказываюсь испытывать зависть к мертвой женщине. И она, должно быть, мертва, потому что я не могу представить себе ничего другого, что могло бы привести к полной отстраненности у такого сильного мужчины, как Зарикс.
— Она была сестрой Тазо, — тихо говорит он.
Вау, это объясняет кое-что из истории, которая должна быть у этих двоих.
— Что случилось?
— Она верила, что однажды мы станем парой. Я много раз говорил ей, что это не так. Мы были друзьями. С того момента, как она научилась ходить, она следовала за мной и Тазо по пятам. Я и сам практически видел в ней сестру.
Я вздрагиваю.
— Ты сказал ей это?
Он бросает на меня оскорбленный взгляд.
— Конечно, нет. Но я ясно дал понять, что не собираюсь быть ее парой. Я остался бы ее другом до конца моих дней, — тихо говорит он, в его голосе слышится боль, и я протягиваю руку, чтобы провести пальцами по его волосам.
— Наверное, ей не понравилось такое услышать.
Он качает головой, сдвигаясь так, чтобы я могла дотянуться до его волос.
— Она была молода, красива и добра в племени, которое почти отчаянно нуждалось в женщинах. Она могла выбрать любого мужчину, который ей нравился.
— Но она хотела тебя, — говорю я, и он кивает, нахмурив брови, а на лице ясно читается замешательство.
— В тот последний день я сорвался на ней. Я сказал ей, что этого никогда не случится, и чтобы она пошла и позаигрывала с мужчиной, у которого найдется для нее время. — В его голосе ясно слышится отвращение к себе, и я наклоняюсь, чтобы погладить пальцем его сжатый кулак.
— Она знала, что ты не это имел в виду, — говорю я. — Женщина, которую ты описываешь, простила бы тебя. Ты ведь это знаешь, правда?
Он пожимает плечами.
— Я ушел на охоту. Я не знал, но она решила последовать за мной. Я отсутствовал уже много часов и так ничего и не узнал. Ее нашли вуальди. Они оставили только ее голову.
— О Боже! Мне так жаль, Зарикс.
Он кивает, не отрывая взгляда от потолка.
— Это была моя обязанность — защищать ее в тот день. Тазо доверился мне, а я потерпел неудачу.
Я вздыхаю.
— Она сама отвечала за свои решения. Ты ведь это знаешь, да?
Он молчит, и я изучаю линию его упрямого подбородка. Для такого человека, как Зарикс, который по своей натуре, очевидно, является защитником, ее смерть доказала бы, что он не способен заботиться о людях, которые ему дороги.