Каким ветром занесло сюда из-под Краснодара в сороковые годы отца Тимофея? Он говорит, что это место указал ему Господь.
Когда стали готовиться к Олимпиаде, священнику предложили другой участок. Но он отказался: Не могу. Бог указал здесь. Старика, конечно, выселили бы, но за него вступилась общественность. В крупнейших газетах замелькали душещипательные статьи, и гигантские трибуны стадиона поднялись к небу по соседству с церквушкой. Она находится в самом центре комплекса. Зрелище совершенно фантастическое!
283
Узнав, что Миша из России, отец Тимофей очень обрадовался и зазвал его в избу. Их окружили милые деревенски запахи. Пахло березовым веником, мытым деревом и парным молоком.
На русской печи лежала жена отца Тимофея — восьмидесятилетняя Наташа.
Миша посидел на лавочке, поговорил по душам, а когда стал собираться, старик засуетился:
— Ты, Миша, редечки, редечки возьми.
— Что же я буду делать с ней в отеле?
— А ты ее потри и с сольцой.
Миша рассказывает, что из феергешных впечатлений это пожалуй, самое сильное.
"ОКАЯННЫЕ ДНИ" –
Прочел "Окаянные дни" Бунина. Читать было неприятно. Ненависть Ходасевича все-таки не выходит за берега разума А тут автору застилает глаза туман гнева, ярости и отчаяния. Он как бы бьется в падучей и кликушествует. Ему ненавистно все: хамская толпа, это животное Ленин, эти предатели и негодяи Горький и Брюсов, этот дурак Блок, все эти Волошины, Есенины и Клюевы. Вместо лиц — одни свиные рыла.
Конечно, есть в книге и кровавая правда: казни, грабежи, насилие, тупость. Но беспрерывная истерика и вопль: "Предатели! Погибла Россия!" — мешает Бунину видеть. Жалко его ужасно.
Не дай Бог мне написать такую книгу! Ненависть — плохой вожатый.
И еще меня раздражает, как Бунин на этом фоне, в атмосфере всеобщего охаиванья, пишет о себе, умиленно вспоминает почтальоншу Махоточку, которой он, вместо восьмидесяти копеек, дал за доставку целый рубль.
("И это меня-то считают недобрым желчным человеком!")
А телеграмма, доставленная Махоточкой, гласила:
284
"Вместе со всей Стрельной пьем славу и гордость русской литературы!" Так что рубль, как видим, был истрачен не зря.
РОССИЯ НЕ ТАКАЯ –
Нельзя чувствовать страну на расстоянии. Ее точное ощущение, связь с ней теряется уже через полтора-два года.
Большой компанией мы слушали пленку какого-то эмигрантского певца — кажется Бориса Шаляпина или Ивана Реброва. Репертуар странный — цыганщина, блатные песни, но и даже "Подмосковные вечера".
Первое внезапное ощущение: "Эх, бедняга! Русский певец, а поет с акцентом!" Второе ощущение, вторая мысль: " Это не русское, это — тоска по России".
Потом приходят и любопытство, и ирония, и восхищение мастерством. И все это сложное впечатление заканчивается первоначальным сожалением: "Бедняга! Ненастоящее это, не русское!"
И когда эти песни создавались, Россия была не такая, и теперь она по-другому, но тоже не такая.
И, конечно, неизбежно вспоминаются строки Ахматовой:
"Но вечно жалок мне изгнанник,
Как заключенный, как больной.
Темна твоя дорога, странник,
Полынью пахнет хлеб чужой".
ФОМА –
Ко мне привели однажды белого Барышниковского пуделя — Фому.
Он живет недалеко — на Фонтанке. Про нашего Гека и часто спрашивают: это Фома? А Фому окликают Геком.
Барышникову за год до побега подарили дивную афган-
285
скую борзую, но он вынужден был ее отдать — Фома ревновал.
Это очень грустный пес. Он ничего не знает о своем хозяине — ни о его успехах, ни о его миллионах. И, наверно, все время надеется на его возвращение.
ВООБЩЕ-ТО Я ЧИСТАЯ –
Лиля стояла с английской студенткой Фионой в ванной комнате и мыла посуду (на кухне у нас горячей воды нет) И вдруг Фиона громко вздохнула.
— Что ты?
— Тебя жалко.
— Почему?
— Потому что у вас страна такая бедная.
И Лиля говорит, что ее пронзило чувство жгучей обидь Как? Это наша могучая необъятная страна — бедная? И они об этом знают?
И тут же одернула себя. Конечно, бедная, даже нищая. И как они могут этого не знать? Разве они слепые?
Похожая сценка — на кухне, на этот раз в Комарове. Лиля и Лиза Такер опять же моют посуду. Из туалета выходи Джоана. Лиля жестом показывает ей на дачный рукомойник:
— Хотите вымыть руки?
Джоана подошла к рукомойнику и остановилась.
— Ну что же вы?
Джоана помялась и сказала несколько слов по-английски.
Лиза объяснила:
— Она не умеет.
Пришлось показать. Потом Лиза спросила:
— А как ты моешься?
— Когда приезжают друзья, у которых есть машина, он отвозят меня в Дом творчества. А так — грею воду на плите и моюсь по частям.
Лиза даже переспросила. А потом закрыла лицо рукам
286
и как заплачет. Она плакала всерьез, всхлипывала, из-под пальцев текли крупные слезы.
— Лизочка, перестань, что случилось?
Но она все плакала:
— Такие прекрасные люди и вынуждены так жить!
И сквозь слезы спросила:
— Ты любишь шанель номер пять?
Лиля засмеялась:
— Люблю. В детективных романах. Но, Лизочка, вообще-то я чистая.
Должен сказать, нам чрезвычайно часто приходится испытывать чувство национального унижения. Когда Миша Т., и известный ленинградский художник, летел по туристской путевке в Данию, всю группу предупреждали:
В самолете будут возить на столике коньяк, сигареты, конфеты. Старайтесь не покупать. Помните, что денег мало и это валюта.
Миша жаловался: чувствуешь себя хуже всех. Красочные журналы, безделушки. Все покупают, кроме наших. Лимонад в таких нарядных бутылках. Пить хочется, а отказываешься. И самое ужасное — сознание, что окружающие понимают, почему.
Едут обыкновенные милые люди, но они богачи, буржуи, капиталисты. А мы — советико, импотенто, нищие.
СПАГЕТТИ-
Странные существа иностранцы — будто жители другой планеты.
У ленинградской красавицы Ани Каплан был приятель-итальянец. Накануне отъезда он сказал ей:
— Знаете, Аня, мы, к сожалению, не сможем провести последний вечер вместе: друзья из землячества пригласили меня на спагетти. Лия спросила:
— А почему я не могу пойти с вами?
287
Он ответил:
— Потому что спагетти приготовлено на семь человек.
Аня удивилась:
— Ну и что? Где семь, там и восемь.
— Нет, Аня, вы не понимаете, — в свою очередь удивился он, — я же объяснил вам: спагетти приготовлено на семерых,
Аня еще пыталась превратить все в шутку:
— Это же не котлеты, не порционное блюдо, — сказала она. — Каждый отложит мне понемножку, и у меня будет даже больше, чем у остальных.
Но итальянец не принял шутки и стоял на своем:
— Поймите, это было бы неприлично: спагетти приготовлено на семь человек.
Они расстались, не поняв друг друга — оскорбленные и недоумевающие.
О, ВОЗЬМИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА! –
Американские студенты дарят так:
— О, возьмите, пожалуйста: нам это совершенно не нужно!
Почти по русской поговорке: "На тебе, убоже, что мне негоже!"
Несомненно, их формула сложилась от смущения, но есть в ней и бессознательный оттенок высокомерия.
СОВСЕМ ОБАЛДЕЛИ –
Американский аспирант Валдек побывал на концерте Михаила Жванецкого. Явился сияющий, переполненный впечатлениями, и ахнул, увидев Жванецкого у нас.
Мы усадили их рядом. Через минуту он уже приставал и своему соседу:
— Переезжайте в Америку. Это такая прекрасная страна.
— А профессия? — спросил тот.
288
Но Валдек уже входил в раж: Да, вероятно, вы не будете там ни писателем, ни артистом. Вы станете, к примеру, мойщиком окон. Но зато будете свободны.