Он ясно представил себе, как его поставят "на вид", в центре города, почему-то у памятника Ленину, и все будут пpoходить мимо и плевать наказанному в лицо.
Они остановились в гостинице и племянник на минуту отлучился. Когда он вернулся, дядя уже совал голову в петлю.
И еще одна история — смешная.
Знатный оленевод, орденоносец впервые приехал в Магадан. Там его окружила толпа цыганок. Они кричали:
— Молодой! Красивый! Давай погадаем! Позолоти ручку!
Чукча, никогда не видевший цыганок, попятился и сказал:
— Товарищи! О чем гадать? План мы выполнили, в обкоме о нас знают. О чем тут гадать?
349
Про свое детство Рытхеу рассказывает скупо, но все же рассказывает.
До двенадцати лет он не знал русского языка. Дети играли в русских, как наши — в индейцев.
Первый город, в котором Юра побывал, — Магадан. Главное и ужасное впечатление — нищий, протягивающий руку за милостыней.
— У нас такого не случалось. Одинокие старики жили по очереди в каждой яранге. Их кормили и никогда не обижали.
Рытхеу исполнилось уже четырнадцать, когда всех мужчин кроме стариков и больных, внезапно арестовали. Сквозь слезы и проклятия перепуганных женщин их погнали на пароход и отвезли в бухту Лаврентия — строить аэродром.
Официально они не значились заключенными, но территория была опоясана колючей проволокой и на вышках стояли часовые.
Юру определили помощником повара. Каша варилась в таком огромном котле, что ее размешивали лопатой.
Когда люди засыпали, Юра скидывал обувь, влезал босиком в котел и сдирал со стенок самое вкусное — теплую подгоревшую корку.
Думаю, что первую прививку цинизма советская влсть сделала ему именно здесь, в лагере. Надо было получать комсомольский билет и к мальчику приставили конвоира. Из райкома он тоже шел под дулом, держа аккуратную серую книжечку и разглядывая изображение Ленина.
Через несколько дней он сбежал. Его не нашли да и не очень-то искали.
Юра сел на корабль «Чукотка» и поплыл к себе в Уэлен. Команда не догадывалась, что он беглый, и к нему относились хорошо.
На корабле была еще одна пассажирка, жена секретаря райкома — красивая, совсем юная эскимоска. Всю ночь он нянчил ее ребенка, а матросы по очереди заходили к ней в каюту. И каждый оставлял плату — пачку махорки.
Утром она честно отдала Юре половину.
350
Отца своего Рытхеу не помнит. Мать пьяный отчим убил палкой.
Мы спросили Галю:
— Кем же был Юрин отец?
Она ответила:
— Кто его знает? У них ведь обычай: гостю всё — и лучший кусок, и собственную жену на ночь.
И с надеждой:
— Может быть, он даже был американец.
Она рассказывает:
— Когда у них рождается полурусский ребенок, в семье праздник. Даже отчим гордится им больше, чем своими детьми.
И добавляет:
— У них это просто. Я сама видела — спускается вертолет, а чукчанки прыгают от радости и кричат: "Геологи приехали! Ебаться будем! Ебаться будем!"
А теперь скажу о другом.
На чукотский язык переводили уже Чехова, Тургенева, Толстого. Не могу осознать как, хоть убейте! В северных языках не хватает еще многих слов и понятий.
Знаете, за что сидел крупнейший специалист по Северу Михаил Григорьевич Воскобойников? За безобидную статью о пионерах.
На эвенкийском нет слова «галстук». Воскобойников мучился, мучился, не находя эквивалента, и употребил выражение "пионерский ошейник".
В результате — тюрьма.
А на чукотском нет "этого сладкого слова свобода". Представьте себе, просто нет. Зато есть слово «йынтыльын» сорвавшийся с цепи. И Юра, смеясь, рассказывал, как уже в наши дни читал в газете про Кубу — "сорвавшийся с цепи народ".
Мы часто сообщаем о фантастическом интеллектуальном росте малых народов, перемахнувших из первобытно-общинного строя сразу на высоты социалистической культуры.
351
Действительно, сделано немало. Но в неуемном порыве хвастовства мы допускаем и фантастические преувеличения.
Первое поколение интеллигенции, естественно, не может воспринять культуру в полном объеме.
Ко мне пришел как-то молодой нанайский поэт.
— Вот вы, русские, — сказал он, слабо разбираясь в существе вопроса, — считаете нас дикарями. А у нас очень справедливые законы.
— Ну, например? — заинтересовался я.
— Ну, например, — сказал он, — если кто-нибудь убьет другого сына, он должен ему своего сына отдать.
Подумал и дополнил:
— Или деньгами, сколько тот попросит.
Потом он почитал мне стихи. Они были довольно сложные, с игрой слов, с изысками, и я — помню — сильно удивился.
Недоумение мое прошло, когда еврейский поэт Мойше Тейф сказал Лиле:
— У меня восемь строк, а у Юнночки шестнадцать. Вторую половину она досочинила сама. Но зато, как получилось!
Мне он писал:
"Если вы захотите переводить мою позму, я даю Вам полную свободу, но ставлю условие: перевод должен бы лучше оригинала".
Господи, как можно пойти на такое унижение!
На моем столе лежит потрепанная, зачитанная книга — "Высокие звезды". Автор — Расул Гамзатов. Стихи его великолепны.
Два талантливых переводчика, Гребнев и Козловский сотворили чудо. Перед нами живой, дышащий поэт — лукавый, трогательный, своеобразный. Пожалуй, слегка чувствуется влияние Маршака, но на фоне кавказского колорита это приобретает особый аромат.
И какое удивительное единство стиля! Разве можно подумать, что здесь трудились двое? (А вернее — трое!)
Вот строфа со страницы тридцать четвертой:
352
"Махмуда песни будут жить, покуда
Неравнодушен к женщинам Кавказ.
Но разве после гибели Махмуда
Любовных песен не было у нас?"
А вот — со страницы двести сорок шесть:
"Певец земли родной,
Я сплю в могиле тесной!
Кто рядом спит со мной?
Мне это неизвестно".
Какую строфу перевел Гребнев, а какую Козловский? Если не заглянешь в оглавление, узнать нельзя.
Но случилась беда: триединство распалось. Вероятно, произошла обыкновенная глупая человеческая ссора.
А Гамзатова, русского Гамзатова больше нет. Его переводят самые известные поэты — Рождественский, Ахмадулина. Они и переводчики отличные. А тут — никак не могут попасть в тон.
И парадокс: стихотворцы, которых переводят теперь Гребнев и Козловский, вдруг стали писать лучше и все как один похожи на прежнего Гамзатова.
Кайсына Кулиева, например, просто не отличить.
Я спросил у прелестного человека Ф. И.:
— Что это значит?
Он тонко улыбнулся:
— Я не буду отвечать на ваш вопрос. Скажу только, что у Гамзатова недавно опубликован цикл сонетов. А я точно знаю, что на аварском языке нет рифмы.
Я внутренне ахнул: как нет рифмы? Но у него же все стихи рифмованные!
Может быть, Ф. И. пошутил? Да нет, вряд ли. Разговор шел серьезный.
Предвидя хор возражений, хочу ответить сразу. Я ни на секунду не собирался бросить тень на знаменитого аварского поэта. Может быть, на родном языке он пишет прекрасно и ему совсем не нужна рифма. Но уверен в одном: он непохож на своего русского однофамильца.
353
А сейчас пример иной — к великому сожалению, бесспорный.
Вот юкагирский поэт Ганя Курилов. Он вытаскивает из кармана подстрочник. Я уже привык к этой теме, в которой меняются лишь названия народов: юкагиры жили плохо, пришел Ленин, юкагиры стали жить хорошо.
Прошу:
— Теперь прочтите мне стихотворение по-юкагирски. Ганя смущается:
— Не помню. У меня плохая память. Еще ничего не подозревая, говорю:
— Неважно. Прочтите любое. Я просто хочу послушать как звучат стихи на вашем языке.
Ганя смущается совсем. Он даже пятнами покрывается от смущения.
— У меня плохая память… Не помню наизусть ничего.
Я начинаю сердиться:.