Не думаю, что она понимала это.
Может, если бы я рассказал ей об этом много лет назад, то сейчас она бы не боялась так этого процесса.
И на этой ноте.
Я разжал кулак.
Тика ахнула.
Благодаря своему отцу она унаследовала некоторые присущие груфалам черты.
Одна из них — невозможность отвести глаза от драгоценностей.
Она любила драгоценности.
Если Тика не успевала заслонить вид крылом, когда ей попадался особенно яркий и блестящий драгоценный камень, скажем, на здании или корабле, а иногда и на одежде ее собственного дедушки, то я прикрывал ее глаза рукой, чтобы она перестала зацикливаться.
Груфалы, склонные к пристальному разглядыванию драгоценных камней, все же преодолевали тягу, когда начинали формировать свой собственный клад.
Только что я осознал человеческую фразу «сердце застряло в горле». Именно я внес первую драгоценность в ее клад.
Ее пальцы дрожали, когда она протянула руку.
Как будто время замедлилось.
«Она собиралась принять дар».
Тика взяла камень, и у меня перехватило дыхание.
— Сапфир! — выдохнула она.
Я заработал этот камень в поединке, где сломал два ребра.
«Это стоило того».
Я позволил Тике уставиться на дар.
Потому что и сам наслаждался видом.
Я не мог отвести от нее глаз.
Когда ей наконец удалось оторвать взгляд и посмотреть на меня, она заметила мое пристальное внимание и закусила губу, прежде чем перевести глаза на мои губы.
А это следующая часть.
И именно эта часть ее пугала.
— На счет три? — предложила Тика.
Я еле сдержал смех.
— Один. Два…
Я медленно наклонился вперед.
Как будто она получила электрический толчок мужества… Тика ринулась вперед, чтобы встретить меня на полпути.
Я ощутил ее дыхание на своем лице.
Он пахла так сладко.
Тика нахмурилась.
— А разве нам не нужно закрыть глаза?
— Не знаю, — я буквально выдохнул свой ответ.
Я не хотел закрывать глаза.
Я хотел видеть это.
Хотел видеть ее.
Тика снова нервно выдохнула.
ТАК! СЛАДКО!
Мой рот наполнился слюной.
Смутившись, я немного отстранился и сглотнул.
И ощутил слабое жжение.
Я снова наклонился к Тике, улыбаясь так, что у меня заболели скулы, и в этот момент из моего рта потекло еще больше слюны.
Тика опустила глаза и тут же начала извиняться:
— Прости! — словно ее застукали за подглядыванием.
Я прыснул от смеха и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Это я должен извиниться. Ты так возбуждаешь меня, что у меня потекли слюнки.
При этом весь цвет, который Тика потеряла из-за нервов, вновь хлынул на ее лицо.
Кстати о наводнении… мне опять пришлось вытереть рот. Я.… я был намерен извиниться, — да что не так со мной? — как только она перестанет смеяться.
— Спасибо, Баск.
Неожиданно она набросилась на меня и прижалась губами к моим губам.
Я не знал, за что она поблагодарила меня, впрочем, мне было безразлично. Я нашел ее руки и инстинктивно прижал их к своим плечам, точно так же, как это делал мой отец с матерью.
Теперь я знал, почему он так поступал.
Руки Тики, разминающие мою плоть, ощущались невероятно.
Тика еще плотнее прильнула ко мне, подталкивая меня ладонями и заставляя лечь на спину.
«Да, пожалуйста».
— Тика, — простонал я ей в губы.
Она воспользовалась этим преимуществом и протолкнула язык между моими губами.
Меня пронзило ощущение, будто двойной набор копий хаста вонзился в мое верхнее небо.
— Ой! — я дернулся назад и взвыл, прикрыв рот рукой.
Тика отстранилась.
— Баск? Что случилось? Я сделала что-то не так?
— Ничего, — быстро успокоил я ее. — Это быфо хорофо15!
Ее губы скривились.
— Это был дурацкий поцелуй? Мой первый поцелуй был дурацким?
Яростное удовольствие пронзило меня при мысли о том, что только что состоялся наш первый поцелуй.
Если у меня все получится, то я буду знать только поцелуй моей застенчивой, робкой пары.
И я надеялся, что Тика до конца жизни будет жаждать лишь моих поцелуев, ведь она была женщиной, по которой тосковало мое сердце.
Тосковало постоянно.
Она протянула руку к моему лицу… но тут же отдернула, на мгновение отводя глаза.
— Серьезно. Что не так с твоим ртом?
Мое смущение начало перерастать в беспокойство. Я снова пускал слюни… а мои десны дико болели.
— Не знаю.