И страх.
— Это не их ребенок, Кэлли.
Я наклонился и слизал свежие следы от слез.
— Ты хорошая, добрая и любящая женщина. Если бы я думал, что ты никогда не полюбишь этого ребенка…
Малыш зевнул, и глаза Кэлли впились в его рот.
— Но ты же любишь его. Ты лелеяла его в течение многих солнечных циклов… ты действительно заботилась об этом щенке.
— Ребенке, — тихо поправила она.
— ТВОЕМ ребенке. Моем ребенке, — мой голос сорвался, заставляя ее глаза вернуться к моим.
Она разразилась еще более обильным потоком слез.
— Но это не твой ребенок!
— ОН МОЙ!
Я осторожно поднял малыша обеими руками.
Кэлли издала возмущенный всхлип, из-за которого я замер на месте.
Она выглядела смущенной, но так и не убрала руку с его спины.
— Я просто хочу кое-что тебе показать, — нежно пояснил я.
Она позволила мне провести ее рукой по его животику, пока я устраивал ребенка на сгибе своей руки.
Теперь она гладила его своим большим пальцем.
Она так устала. И уже не могла ясно мыслить. Кэлли видела только его чешуйки и некоторые черты лица, которых сильно боялась. Ракхии считали, что после рождения ребенка наступало критическое время, в которое происходила особая связь душ. Если сейчас Кэлли отвергнет его, то пожалеет ли об этом позже? Я был уверен, что если она как-то навредит малышу, то это уничтожит ее.
Если время действительно было таким важным, то я намеревался изложить сейчас все свои мысли в надежде, что Кэлли услышит меня.
— Я пережил вместе с тобой всё. Всё. Еще до того, как я понял, что заставило твой запах стать слаще, я уже полюбил его. Полюбил малыша. Это маленькое личико, — я задрал локоть и прижал плечо к уху, чтобы осторожно приподнять ребенка и не задеть его шею, — так похоже на твое… посмотри на этот очаровательный носик. А эти большие нежные глаза… твои глаза. Только взгляни на эти волосики…
Это, конечно, было преувеличением. Что бы ни было у него на голове, это не волосы. Еще. Но позже они могли вырасти.
Или выпасть.
Трудно сказать.
Наконец, Кэлли протянула руки и согнула пальцы, будто сила ее движений могла заставить меня быстрее поместить малыша в ее объятия.
А когда я передал его, она заплакала.
— Кэлли, — утешительно пробормотал я, проводя носом по ее уху. — Все хорошо.
В этот момент ребенок начал копошиться возле ее закрытой халатом груди.
Она прикрыла рукой сосок и вздрогнула, когда его рот встретился с тыльной стороной ее ладони.
Я встал на колени у кровати.
— Что случилось?
В ее глазах плескался ужас.
— У него клыки, Зи.
— Дай мне, — пробормотал я, ненавидя себя за то, что ей приходилось беспокоиться о собственном ребенке.
У ракхий не вырастали клыки до тех пор, пока их не отнимали от груди. Почему-то я предположил, что у этого малыша будет также, но Кэлли не должна была мириться с последствиями моих неверных выводов.
«Она и так знала лучше кого бы то ни было о клыках дэндроасписов на своей груди».
Я наклонил головку ребенка в свою сторону, намереваясь засунуть палец ему в рот, чтобы проверить, есть ли там клыки, но не смог.
Даже если мой палец был достаточно мал, чтобы поместиться в его рту, мой коготь мог его ранить.
Я в отчаянии зашипел.
Похлопывание по плечу заставило меня взглянуть на Дохрэйна.
— Позволь мне, — он показал мне свою ладонь.
И свои когти.
— Почему ты… — начал я, прежде чем меня накрыло волной благодарности.
Я был потрясен, что у него хватило предусмотрительности подготовиться к подобному моменту.
— Он стрижет свои когти ради меня, — объяснила Грэйс. — Но не волнуйся, он мыл руки раз десять каждые три минуты, клянусь.
— Зачем ему стричь когти ради тебя? — спросил я, потому что мне стало действительно любопытно.
Кэлли похлопала меня по руке, и в моей груди ослабло напряжение, когда я услышал, что в ее голосе прозвучало веселье.
— Не сейчас, Задеон.
Горло Дохрэйна задрожало, словно он начал что-то напевать. Несмотря на то, что яд взрослого дэндроасписа не сильно влиял на мой организм, у меня не было иммунитета… как и у хобсов, для которых действие яда было бы крайне неприятно.
Можно было только предполагать, чем обладал этот маленький комок полу-дэндро.
К счастью — по крайней мере, на данный момент — там ничего не оказалось.
— Я даже не чувствую покалывания. Так бывает, когда клыки прячутся в десне, ожидая возможности вырваться на свободу. Только кармашки. Кто знает? Может, у него и вовсе не появятся клыки. Возможно, он даже не будет в состоянии вырабатывать яд. — Дохрэйн осторожно положил шаткую головку обратно на грудь Кэлли. — Из того, что я выяснил, он не должен производить яд еще как минимум один солнечный цикл.