– Спасибо, я сама найду дорогу, – поспешно сказала Фейт. У нее не было ни малейшего желания находиться под прицелом любопытных, неодобрительных глаз Марты. Фейт требовалось немного покоя и уединения, и она знала, где найти его.
Она выскользнула из дома и вошла в церковь через тяжелую, потемневшую от времени боковую дверь. Внутри было прохладно и темно, лишь две большие свечи горели у алтаря. Знакомый запах ладана, мастики и пчелиного воска окутал Фейт, и она словно вернулась в то время, когда была маленькой и мама с папой, а иногда Кончита, няня детей, брали ее с собой в деревенскую церковь в Италии. Мама обычно ходила туда помолиться, хотя не была католичкой. «Бог есть везде, – говорила мама, – но в церкви я чувствую себя ближе к Нему».
У двери стояла подставка для жертвенных свечей; капли воска на песке, немые свидетели надежд, молитв и воспоминаний. Гладкие новые свечи всех размеров, от крошечных, тоненьких, до очень больших, лежали в коробке сбоку, дожидаясь, когда их выберут и с молитвой зажгут.
Когда Фейт была маленькой и они жили в Италии, Кончита объясняла предназначение свечей всем девочкам Мерридью. Она регулярно зажигала их за упокой души своею умершего мужа. Дети хорошо знали ритуал.
Фейт не была в католической церкви с семи лет. Дедушка говорил, что паписты дьяволы. Спустя много лет и уже став взрослой, Фейт поняла успокоение, которое могут принести свечи. Внезапно ее охватило непреодолимое желание зажечь свечу за родителей. Фейт с тоской поглядела на коробку. Но у нее нет денег.
Фейт проскользнула за ограждение, опустилась на колени и стала молиться. Мама и папа так давно умерли – больше двенадцати лет назад, – и все же ceгодня она очень сильно скучала по ним. Ей вспомнилось, как мама, бывало, обнимала ее, мягкая, красивая и чудесно пахнущая. А папа был сильным и большим, и от него пахло сигарами. И когда Фейт каталась у него на плечах, то чувствовала себя такой бесстрашной и выше всех на свете.
– Я натворила таких дел, мама, – прошептала она. – Я думала, что нашла любовь, как вы с папой. Но я ошиблась, так ужасно ошиблась. – Мама бы простила ее, но очень расстроилась бы. Она обещала всем своим девочкам любовь, смех, солнце и счастье. А Фейт так подвела ее. – Завтра я выхожу замуж, папа. Он хороший человек, я знаю. Он делает это ради меня, помогает мне, хотя ничего обо мне не знает. Я не знаю, правильно поступаю или нет... – Она почувствовала, как сморщилось лицо. Горячие слезы потекли по щекам.
Она стояла на коленях в темноте, забыв о времени, но наконец, почувствовав некоторое умиротворение, поднялась, чтобы уходить. Фейт снова приостановилась у подноса со свечами, взяла одну и послала короткое, безмолвное послание маме. Она поцеловала свечу и аккуратно вернула ее в коробку. Тот, кто зажжет свечу, пришлет ей мамино послание.
Какая-то тень зашевелилась в темноте. Фейт испуганно вздрогнула.
– К-кто здесь?
Тень вышла на свет. Эго была Марта.
– Я думала, ты англичанка, – сказала она по-французски. – Я не знала, что в Англии есть представители истинной веры.
– Они есть, – ответила Фейт на французском, – но я не католичка.
– Но ты знаешь наши обряды. – Марта махнула головой в сторону подноса с жертвенными свечами. – Ты хотела зажечь свечу.
К горлу подступил ком, Фейт не смогла ответить и просто кивнула.
– Но английские протестанты не зажигают свечи. Фейт пожала плечами:
– Я родилась в Италии. Наша няня зажигала свечи в церкви. Она показывала нам, как зажигать свечи. Это, кажется, приносило ей успокоение.
– Значит, ты нуждаешься в успокоении, – сказала Марта через минуту.
Фейт закусила губу.
– Почему же ты не зажгла свечку?
– У меня нет денег.
– Но ты же думала, что одна. Никто бы тебя не увидел, никто бы не узнал.
Фейт лишь взглянула на нее. Марта медленно кивнула:
– А... за кого ты хотела поставить свечку?
Фейт заколебалась. Ей не хотелось, чтобы эта угрюмая, недоверчивая старуха знала что-то о ее жизни, но молчание затягивалось, и, в конце концов, Фейт пробормотала:
– За родителей.
– Они умерли? Оба?
Фейт кивнула, борясь со слезами. Она скучает по родителям, хотя о них не сохранилось ничего, кроме нескольких отрывочных воспоминаний. Но именно сейчас ей очень сильно их не хватало.
Марта больше ничего не сказала. Просто вышла вперед, опустила несколько монет в ящик, выбрала две толстые свечи и сунула их в руки Фейт.
– Вот, зажги. Я подожду снаружи.
Когда Фейт вернулась в дом священника, месье Лекур строго посмотрел на нее.
– Марта сказала мне, что вы ходили в церковь и молились, – проговорил он по-французски. Это прозвучало как обвинение.
Фейт кивнула.
– Она сказала, что вы хотели зажечь свечи, но не сделали этого, потому что у вас не было денег.
И снова Фейт кивнула.
Он обратился к ней по-итальянски:
– Она сказала, вы знакомы с обрядами нашей церкви. И что вы родились в Италии. Я вижу, вы меня понимаете, значит, правда, что вы жили там некоторое время. Пожалуйста, скажите мне, где вас крестили?
Она пожала плечами и ответила по-итальянски:
– В местной церкви.
– В местной католической церкви в Италии?
Когда она кивнула, он подскочил, внезапно расплывшись в широкой улыбке. Потом перешел на английский и обратился к Николасу Блэклоку, который безуспешно пытался вникнуть в суть разговора:
– Месье, я обвенчаю вас и вашу юную леди. Зарегистрируйтесь в мэрии, а потом приходите ко мне, и я соединю вас перед лицом Господа. Вашу невесту крестили в истинной церкви, я могу обвенчать вас!
Мистер Блэклок вскинул брови.
– Вы хотите этого, мисс Меррит?
Фейт огляделась, словно в поисках ответа. Если уж на то пошло, она бы предпочла вообще не выходить замуж – во всяком случае, не по расчету и не за незнакомца, – но поскольку выбора у нее, по сути, не было...
В церкви она ощутила умиротворение. Возможно, венчание – лучший способ найти себя.
– Я бы хотела обвенчаться в церкви. Но решение зависит от вас. У вас есть возражения?
Он пожал плечами:
– Мне все равно. – Он повернулся к священнику. – Мы приедем в десять часов. Гражданская церемония в девять.
Пожилой священник согласно кивнул, и в этот миг послышался стук дверного молотка. Марта пошла открывать, а Николас встал.
– Это Стивенс. Идемте, мисс Меррит, мы проводим вас в гостиницу.
– В гостиницу? – Месье Лекур выглядел глубоко оскорбленным. – Это не годится. Она останется здесь. Марта будет ее дуэньей, – с достоинством добавил он.
– О, но... – начала Фейт. У нее не было желания ночевать под буравящим взглядом Марты. Возможно, Mapтa и проявила доброту, купив ей свечи, но ее отношение к Фейт по-прежнему оставалось холодным и неодобрительным.
– Вопрос решен, – твердо сказал месье Лекур.
– Прекрасно. Я признаю, что это лучше гостиницы. Здесь моей невесте будет гораздо удобнее и безопаснее. К тому же женщина всегда нуждается в компании другой женщины накануне свадьбы.
Возможно, но не в компании старухи, которая не одобряет ее, подумала Фейт. Но спорить не стала. Мысль о гостинице была немного пугающей, последняя неделя многому ее научила. Здесь ее никто не потревожит.
Мистер Блэклок взял ее руку и запечатлел легкий поцелуй на пальцах.
– Мы придем за вами в половине девятого, мисс Меррит. – Он еще немного подержал ее руку и добавил мягко: – Спокойной вам ночи, дорогая.
Его доброта и галантность вызвали у нее слезы. Она просто кивнула.
– Не бойтесь, месье, мы позаботимся о ней.
Ник вошел в море. Холодная вода обожгла его; она была ледяной, бодрящей. Он поплыл прочь от берега, преодолевая волны. Он всегда делал так, слепо уплывал в море, не задумываясь, не тревожась. Временами у него мелькала мысль, что надо просто плыть и плыть до тех пор, пока не останется сил, и пусть море заберег его.