– Я гоже сочиняю музыку, – застенчиво проговорил он.
– Ты? – Она заморгала, удивленная его признанием – Ну конечно! Я на секунду забыла, что ты играл на гитаре Просто за то время, что мы вместе, ты ни разу даже не притронулся к гитаре.
Он пожал плечами:
– На игру как-то не было времени. – Он взглянул на нее. – Зато сейчас вполне подходящий момент. Стивенс, подай мне гитару, пожалуйста.
Стивенс вытащил гитару. Ник связал поводья, положил их на лошадиную холку, взял гитару и начал ее настраивать. Его лошадь при этом даже ухом не повела – свидетельство того, что это происходит не впервые. Ник заиграл какую-то испанскую мелодию, и с каждым аккордом Фейт мало-помалу расслаблялась и отдавалась музыке.
– Как красиво! – воскликнула она.
– Сыграйте на флейте, мисс! – крикнул Стивенс, и она взглянула на Ника.
– Чем больше инструментов, тем веселее, – сказал он. Не заставив просить себя дважды, Фейт вытащила свою флейту и присоединилась к игре, вначале нерешительно. Мелодия, которую он играл, была ей незнакома, но Фейт скоро подхватила ее и стала наигрывать веселый, бодрый мотив по контрасту с его медленной, довольно грустной песней. Мало-помалу оба темпа и настрой песни слились.
– Отлично, мисс, – сказал Стивенс, когда они закончили. – А теперь сыграйте какую-нибудь песенку, а мы с Маком споем.
Фейт удивленно взглянула на угрюмого шотландца.
– О, он умеет петь, – сказал Стивенс, перехватив ее взгляд. – Он и играть умеет, если это можно назвать музыкой, конечно. У него есть волынка.
– Это еще какая музыка, ты, невежественный англичанин, но только для важных событий. Волынка не для глупых, бесполезных развлечений.
Фейт недоумевала, для какого такого важного события Мак везет свою волынку. Возможно, он планирует сыграть похоронную песнь для своих павших товарищей, когда они приедут на место сражений. Где там погиб Элджи?
В этот момент Николас заиграл военный марш, и тут же Стивенс подхватил своим хрипловатым, громким голосом, а через мгновение и Фейт вступила со своей флейтой. Время от времени ей даже казалось, что она слышит низкий рокот, который мог принадлежать только Маку, но не была уверена.
Она все еще была растрогана не только от музыки, но и от того, как Николас откликнулся на ее историю о флейте. Он догадался, что Хоуп приняла ее наказание, и понял, как терзало Фейт чувство вины за это. Никто еще так легко не понимал и не принимал неразрывную связь, которая была у них с Хоуп.
– Вот там Дьепп. – Голос Николаса нарушил мысли Фейт. Она счастлива. По-настоящему счастлива. Простое, незатейливое счастье, которого она ждала. Она, конечно же, устала и, без сомнения, немножко обгорела на солнце, но ей было все равно. А быть может, это просто соль высохла на коже, и от этого щиплет. Как бы там ни было, ее это не беспокоило.
Она посмотрела на город, лежащий вдалеке. Дьепп вы глядел большим, Фейт разглядела башни.
– Это ведь замок, да? Ты что-нибудь знаешь о нем?
– Нет. Я хотел показать тебе не замок. Дьепп – порт.
Она ждала, что он продолжит, но он больше ничего не сказал.
– Да? – поддержала она разговор. – Большой порт?
Он бросил на нее нетерпеливый взгляд.
– Его размеры несущественны, мадам. Это порт.
Фейт вздохнула. Значит, они снова вернулись к «мадам», да? А она-то надеялась, что они уже прошли эту стадию, особенно после ночи, которую провели вместе, после чудесного урока плавания и тех восхитительных мгновений в море, которые за ним последовали. И потом заключительная радость ее игры на флейте, когда она играла с друзьями. Она не позволит ему испортить такой чудесный день и замечательное настроение своим офицерским голосом и этими его «мадам».
– Да, я поняла, что это порт. Ты выразился достаточно ясно.
Он удовлетворенно кивнул, словно это все проясняло. Фейт же пребывала в полном недоумении.
– Гм... а почему меня должен интересовать порт?
Несколько нетерпеливо, словно его раздражала ее бестолковость, он ответил:
– Корабли в Англию отплывают из Дьеппа довольно часто. Отсюда дальше, чем из Кале или Булони, но...
– Я не собираюсь плыть в Англию. – Теперь она поняла, к чему он вел. Она не позволит погрузить ее на корабль и отослать прочь!
Он окинул ее напряженным взглядом.
– Для тебя это было бы лучше.
– Я не согласна, – надменно заявила она. – Я просто чудесно провожу время. И не задерживаю вас... – Она осеклась, вспомнив их идиллию в море. Но в той задержке виновата не только она. – Ну может, немножко, – поправилась она. Как он смеет думать о том, чтобы отослать ее? После такого счастливого дня, который у них был?
Вот оно что, внезапно дошло до нее. Похоже, он не доверяет ничему, что делает его счастливым. Ничему, что пробуждает его чувства. Или он не доверяет ее чувствам? Как бы там ни было, она не позволит отослать себя, как какой-то неудобный сверток!
– О том и речь.
Она ошеломленно взглянула на него.
– Ты хочешь оправить меня в Англию из-за задержки на берегу, когда я... мы...
Он поспешно оборвал ее:
– Нет, разумеется, не из-за этого. – Он нахмурился, подъехал к ней поближе и сказал, понизив голос: – Я наблюдал за тобой последние несколько часов.
Она вскинула бровь.
– И?..
– У вас, мадам... э-э… этот взгляд, – обвиняюще сказал он.
– Взгляд? Ах ты, Боже мой. Какой такой взгляд, скажи, пожалуйста?
Он закатил глаза, явно раздраженный ее непонятливостью, затем наклонился, и прорычал:
– Мечтательный взгляд, мадам!
– Мечтательный? Как ужасно, – безмятежно отозвалась она. – Это всегда было моим недостатком. Ну ничего, в будущем я постараюсь быть более сосредоточенной.
Он тихо пробурчал себе под нос:
– Мадам, это частично моя вина, я знаю. Мне никогда не следовало делать... э-э... то, что мы делали в воде.
Она намеренно неправильно поняла его.
– Я никогда не пожалею о том, что научилась держаться на воде и плавать.
– Ты знаешь, что я имел в виду. То, что мы делали потом!
– Ах это.
– Да, это. – Он казался раздраженном. – И с тех пор у тебя мечтательный вид.
Она пожала плечами.
– И ты мурлыкала себе под нос!
– Ты сказал, что не возражаешь против моего пения, – вспыхнула она. – Ты сказал, что мотив красивый!
Он снова закатил глаза.
– Я возражаю не против пения, а против того, что стоит за ним.
Она нахмурилась:
– А что, по-твоему, стоит за ним?
Он замялся, затем сказал осторожно, словно произносил неприятную правду:
– Я думаю, вы строите воздушные замки, мадам. Против которых я вас особенно предупреждал.
Значит, она права: ее чувства нервируют его. Фейт прищурилась, глядя на замок на горизонте, и сказала:
– Бог ты мой, так вот это что! Воздушный замок! А кажется вполне настоящим. Кто бы мог подумать, что это мираж? А что вызывает его, ты не знаешь?
– Я говорю не о замке в Дьеппе! – рявкнул он. – Я говорю о том, что ты начинаешь привязываться! Мечтаешь о будущем! Строишь планы, хотя я неоднократно предупреждал тебя, что у нас с тобой нет будущего!
Фейт окинула его долгим взглядом.
– Ты ошибаешься, – сказала она спустя некоторое время. – Единственное, к чему я по-настоящему привязана в данный момент, так это к флейте. – Она повертела флейту, которая висела у нее на шее. – И если хочешь знать, я мечтала о чудесной горячей ванне. Кроме этого, я ничего не планировала.
Вид у него стал еще более недовольным, поэтому она безмятежно улыбнулась и поспешила его успокоить:
– Привязана? К тебе? Как глупо. Ты ведь строго-настрого приказал мне не привязываться, так?
– Так.
– И я сказала, что согласна на твои условия, разве нет.
Он кивнул:
– Сказала.
– Ну вот. Значит, все в порядке. Так что нам вовсе не обязательно ехать в Дьепп – ну если ты, конечно, не желаешь взглянуть на замок. – Она вопросительно посмотрела на него. – Хочешь?
– Нет, я не хочу смотреть на дурацкий замок, мадам!