– О!
– А ваши ноги – сплошные царапины и порезы.
– Я поднимала юбки, когда бежала. Ткань все время цеплялась за колючки.
– Ну конечно! – Его голос стал чуть ли не свирепым. – Не дай Бог, если дурацкая старая юбка порвется о колючки. Гораздо разумнее порвать в клочья кожу!
– Все было не так, – объяснила она с достоинством. – Просто юбки цеплялись за кусты и задерживали меня.
Он заворчал:
– А что насчет ботинок? Ваши ступни все сплошь в волдырях!
– Мне пришлось долго идти пешком, – начала она, но тут же замолчала. Это не его дело. Он не имеет права злиться.
Это ее ноги и её ботинки. Она не обязана никому ничего объяснять Никому, кроме своих родных.
Он прошел оставшийся до воды путь в молчании и продолжал идти до тех пор, пока море не дошло ему до колен.
– Приготовьтесь. Будет чертовски больно. – Когда он это говорил, ею голос был рассерженным и мягким одновременно.
Фейт охнула, когда холодная вода безжалостно обожгла ее многочисленные царапины, порезы и волдыри. Она еле сдержалась, чтобы не закричать, стиснула зубы и заставила себя терпеть.
Вес девочки Мерридью умели терпеть боль без слез. Дедушкино воспитание.
Ник стоял в воде рядом с ней, не говоря ни слова. Прошло некоторое время, прежде чем до нее дошло, что он поддерживает ее. И что она ухватилась за нею мертвой хваткой. К тому времени худшее было позади.
Фейт открыла глаза и обнаружила, что он смотрит на нее. Лицо его казалось угрюмой маской.
– Лучше?
Она все еще не могла говорить, поэтому кивнула.
– Умница Я отнесу вас на вон тот камень, посмотрим, удастся ли мне теперь снять тряпки с ваших ног. – Он отнес ее на плоский камень и осторожно усадил на него – Держите больную лодыжку в воде. Я знаю, вода холодная, но от нее спадет опухоль.
Фейт подняла одну ногу из воды, и с поразительной нежностью для таких больших рук он стал разматывать тряпки, обернутые вокруг ступней. Она смотрела. Ее ноги и в самом деле выглядели ужасно – ободранные и кровоточащие. Неудивительно, что соль так жгла. Фейт и не сознавала, как сильно натерла ноги.
Он снял последние тряпки с ее ступней и выпрямился.
– Держите ноги в воде столько, сколько сможете. Потом согреетесь у огня. Соленая вода лечит. – Он посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом. – Я скоро вернусь. Оставайтесь здесь. – И Ник побрел обратно к берегу, а Фейт осталась сидеть на камне, словно мокрая и растрепанная русалка.
Глава 2
Рассеял он ночную тьму[3]
– Лучше? – Николас Блэклок подошел к камню, на котором сидела Фейт.
– Да, спасибо. Вы были правы. Морская вода и вправду помогает.
– Вы, должно быть, уже замерзли. Я разжег огонь. – Он взял ее на руки и побрел к берегу. Фейт прильнула к нему, не зная, что сказать. До сегодняшнего дня ее никогда не носил на руках мужчина. Это было очень приято.
Когда они приблизились к костру, Фейт ощутила восхитительный аромат. Рагу. Нос уловил запах, желудок громко заурчал. Она смущенно взглянула на мистера Блэклока.
– Мои друзья скоро вернутся.
– Ваши друзья?
– Вам не стоило беспокоиться, – сказал он, угадав ее мысли. – Всего лишь Стивенс и Мак, грум и бывший сержант. – Он осторожно усадил ее на одеяло. – Вы пообедаете с нами, разумеется.
– О, но...
И снова этот взгляд.
– Вы пообедаете с нами, – повторил он не терпящим возражений тоном.
Фейт была так голодна, что у нее не хватило духу даже на то, чтобы отказываться ради приличия.
– Спасибо. С удовольствием.
– Хорошо. А теперь давайте посмотрим на вашу лодыжку. – Безо всяких церемоний он поднял ее юбку.
На этот раз Фейт уже не испытывала такой неловкости, но все же было как-то странно ощущать, что се ноги голые, а ею темная растрепанная голова склонилась так низко над ее телом, что чуть ли не касается груди.
– Хорошо. Холодная морская вода сделала свое дело. Опухоль немного спала. Теперь чуть-чуть мази... – Он бесстрастно взглянул на Фейт. – Лошадиная мазь, но она и людям хорошо помогает. – Он сунул пальцы в банку с мазью, стоящую неподалеку, и очень осторожно размазан мазь по лодыжке. Мазь была холодной, с резким запахом, от которого у Фейт выступили слезы, но когда Ник легкими движениями стал втирать мазь, Фейт словно зачарованная наблюдала за его руками.
Они были большими и мозолистыми и на первый взгляд казались неуклюжими, но самая ласковая из ее сестер не могла бы обращаться с ногами Фейт нежнее. Руки Феликса были длинными и изящными, но тоже сильными и мозолистыми от игры на скрипке, вот только никогда они не обращались с Фейт так нежно и заботливо.
Нет смысла оплакивать прошлое. Ей некого винить, кроме себя самой. Какую ужасную ошибку она совершила! И все из-за сна. Сон... даже теперь он отдавал горечью во рту.
Когда-то давно, когда Фейт с сестрами еще жили под опекой своего жестокого деда, им, сестрам-близняшкам, в одно и то же время приснился очень яркий сон. Они проснулись и поняли, что покойная мама прислала им напоминание: все будет хорошо. Перед смертью мама обещала всем своим дочерям, что они найдут и любовь, и смех, и солнце, и счастье.
Хоуп приснился мужчина, который танцевал. Фейт увидела мужчину, играющего на скрипке.
А потом они вырвались из-под дедовой опеки и приехали в Лондон. И Хоуп нашла своею мужчину из сна, своего дорогого Себастьяна, и вышла за него замуж около трех месяцев назад. А Фейт услышала, как Феликс играет, и поняла – поверила – с первых восхитительных нот, что он – ее мужчина из сна. Но сон обратился кошмаром...
В желудке снова заурчало, и это вернуло ее к настоящему. На этот раз Ник наверняка услышал. Его голова была всего в нескольких дюймах от ее живота. Но он не подал виду.
Она принюхалась к аромату, идущему от котелка.
– М-м... я думаю, что рагу вот-вот может подгореть. Может, вам стоит снять котелок?
Он закончил бинтовать ее лодыжку и посмотрел на свои испачканные в мази руки.
– Может, вы снимете, а я пока помою руки? Заодно проверьте, как ваша лодыжка, помогает ли повязка.
Фейт встала и сняла с костра котелок. Горячий ароматный пар окутал ее, и она едва не лишилась чувств от бесподобного запаха. Когда же она в последний раз нормально ела? Пожалуй, несколько дней назад. Вчера на ужин был маленький кусочек сыра и сухого хлеба.
Ник вернулся, вытирая руки о бедра.
– Подгорело?
– Нет, но уже собиралось.
– Мы поговорим после обеда.
Фейт сглотнула.
– Поговорим?
– Да, о том, как вы очутились в таком положении и как вернуть вас домой.
«Вернуть вас домой»? Фейт почувствовала, что лицо ее сморщилось, а колени подогнулись. Она с размаху плюхнулась на одеяло.
Последовало короткое молчание, затем он тихо сказал:
– Выпейте еще глоток. – И подал ей фляжку. Она ничего не сказала – не могла.
Он взял гитару и начал тихо наигрывать. Руки двигались уверенно. Он играл не глядя, немигающими глазами уставившись в огонь.
Фейт напряглась, затем заставила себя расслабиться. Музыка больше не имеет над ней власти. Это больше не голос любви. Это просто музыка. Красивые звуки, как ритм плещущихся волн или шелест ветра в высокой траве.
Она позволила музыке, шороху волн и шелесту ветерка окутать ее, исцелить ее израненную душу.
– Если рагу подгорело из-за твоей болтовни с той бабенкой, Стивенс...
Фейт резко выпрямилась, когда двое мужчин вошли в круг света, образованного огнем костра. Один был маленьким и морщинистым. Лет пятидесяти. Второй – молодой, как ей показалось, лет тридцати, хотя из-за рыжей бороды, закрывающей пол-лица, трудно было сказать наверняка. И еще он был огромным. Фейт заморгала. А она-то считала, что мистер Блэклок высокий!
Маленький с любопытством посмотрел на Фейт и быстро бросил: