Погибли все, кроме ребенка, лежавшего у моих ног. Я нагнулся, чтобы разглядеть его, и услышал плач. Однако младенец был так туго замотан в одеяло, что я не смог ни увидеть его лица, ни развязать его.
Нам пришлось прилагать все усилия, чтобы добраться до маяка. Возвращаться было не так трудно, поскольку нас подгонял попутный ветер, однако море продолжало бушевать, и мы часто подвергались большой опасности. Я не сводил глаз с огней маяка, стараясь вести лодку как можно прямее. О, как мы были рады, что эти огни приближаются! Наконец мы разглядели пирс. Миссис Миллер по-прежнему стояла на нем, ожидая нас.
— Никого не спасли? — спросила она, когда мы поднимались по ступенькам.
— Никого, кроме ребенка, — печально ответил дедушка. — Только маленького ребенка, и все. Хотя, Джем, дружище, мы сделали все, что могли.
Джем следовал за дедушкой, неся на плече весла. Я шел позади всех, держа сверток.
Ребенок перестал плакать, и, казалось, уснул, поскольку не издавал ни звука. Миссис Миллер хотела взять его у меня и размотать одеяло, но дедушка сказал: «Подожди, Мэри. Лучше отнеси дитя домой, дорогая, а то здесь ужасно холодно».
Мы стали подниматься к дому, проходя через поле, огород и двор. Ребенок был туго замотан в одеяло. Открытой оставалась только верхняя часть, где находилось лицо, чтобы можно было дышать. Заглянув в отверстие, я увидел маленький носик и два закрытых глаза.
Сверток был довольно тяжелым, и я очень обрадовался, когда миссис Миллер помогла нести его. Мы зашли на кухню, и она, взяв ребенка на руки, развязала одеяло.
— Вот это да! — проговорила она, и слезы полились у нее из глаз. — Это девочка!
— Ба! — воскликнул дедушка. — Так и есть. Прелестная девчушка!
Буря, Господь, завывает;
Как страшен сердитый гул!
Туча нам свет застилает,
Мы гибнем, а Ты заснул.
Или Тебя не тревожит,
Что смерть окружает нас?
Грозный вал наступает и может
Ладью поглотить тотчас.
«И волны, и ветер услышат Мой глас,
Умолкнут тотчас,
Бурное море смирится,
Мне всякая тварь подчинится».
Владыка земли и небес тут Сам,
Не даст Он, Всесильный, погибнуть нам.
«Услышат волны и ветер Мой глас,
Умолкнут тотчас».
Боже, в глубокой печали
Склоняю главу мою,
Душу грехи взволновали,
Спаси, о, спаси, молю!
Сердце мое заливают
Потоки земных скорбей;
О, я гибну, к Тебе я взываю,
Покой дай душе моей!
Буря, Господь, миновала,
И в сердце настал покой!
Солнце опять засияло
Над стихнувшей вдруг водой.
Будь же со мной, Спаситель!
Твой мир Ты во мне храни
И в небесную Божью обитель
На вечный покой прими.
Глава IV
КРОШКА ТИМПИ
Никогда прежде мне не доводилось видеть такого симпатичного личика. У девочки были каштановые волосы, круглые розовые щечки и голубые, как небо, глаза.
Она проснулась, когда мы смотрели на нее, и, увидев вокруг себя незнакомые лица, горько заплакала.
— Бедняжка! — промолвила миссис Миллер. — Она хочет к маме.
— Ма-ма! Ма-ма! — закричала девочка, услышав это слово.
Миссис Миллер очень расстроилась, глядя на нее, и стала плакать как ребенок.
— Ну что ты, дорогая! — сказал ее муж. — Не унывай! Ты еще больше расстроишь ее, если будешь так огорчаться.
Но миссис Миллер не могла остановиться.
«Представь себе, что это наша Полли! — с трудом выговорила она. — Ах, Джем, только подумай, что это наша Полли зовет меня!».
Дедушка взял у нее дитя и посадил ко мне на колени. «Мэри, — произнес он, — затопи-ка печь и дай нам что-нибудь поесть, дорогая! Ребенок замерз и голоден, да и мы в таком же состоянии».
Миссис Миллер стала хозяйничать по дому, и вскоре в печи заполыхал огонь. Затем она побежала проверить, все ли в порядке с ее детьми, которых она оставила на попечение девочки-няни. На обратном пути она прихватила немного холодного мяса для завтрака.
Я сел на стул, стоявший напротив печки, держа ребенка на коленях. Девочке было около двух лет, и она выглядела здоровой и сильной. Она уже перестала плакать и, казалось, совсем не боялась меня. Когда же кто-то приближался к нам, она прятала личико, прижимаясь к моему плечу.
Миссис Миллер принесла тарелку с молоком и хлебом и попросила покормить ребенка.