Община Пророка Давида была маленькой деревней, Новый Сион был огромным городом.
Если старейшины и ученики пророка Давида были гвардией, то тысячи людей, которые бдели на границах Нового Сиона, были армией.
Стало очевидно, что место, в котором я выросла, было в прошлом. Очень организованный и очень богатый Новый Сион возвысил моих людей.
Пророк Каин готовил избранных Богом к апокалипсису.
Когда брат Лука и мой отец пронесли меня через линию деревьев к общине, место загудело. Люди, высокие и низкие, толстые и худые, молодые и старые, стояли и смотрели на меня, разинув рты, прищурив глаза, пока меня тащили.
Шепотки из их ртов уносил ветер и доносил до моих ушей.
— Смотрите! Окаянная! Я слышал истории, но не видел ни одну во плоти.
Матери сдерживали своих сыновей подростков.
— Не смотри ей в глаза, сын. Она соблазнит тебя. Она отдаст твою душу Сатане, после того как соблазнит тебя своим взглядом.
Старые члены общины сердито смотрели на меня, протягивая руки к небу, чтобы спасти мою душу. Все это время пророк Каин шел рядом со мной, гордясь своей поимкой, благословляя своих последователей, улыбаясь, когда они прислуживали и бросались к его ногам. Они молились Богу, распростершись на земле.
Вспомнив свой старый дом, меня наполнило чувство пустоты. Я была в замешательстве. Вот чего я всегда хотела: быть со своими людьми и спастись от врожденного проклятия соблазнительницы. Я хотела жить в общине, подальше от грешного мира, подальше от жителей Сатаны, оккупировавших землю. И я хотела жить под твердой рукой пророка Господня. Я хотела быть спасенной, к тому времени как настанет конец дней, чтобы Бог принял меня в свои объятия, и жить под его боком на Небесах.
Но я проходила мимо своих людей, — которые смотрели на меня с отвращением или даже презренным страхом, — и чувствовала себя чужаком, иноземкой на этой священной земле. Я осознала, что во внешнем мире меня никогда ни к чему не принуждали. Никто не хотел меня изменить, они хотели, чтобы я была счастлива: Кай, Мэй, Стикс, АК, Ковбой, Хаш и даже Викинг. Они хотели, чтобы я чувствовала себя там как дома. Все это время я думала, что они пытались испортить меня. Сейчас часть меня подвергала сомнению мои ранее незыблемые убеждения.
Я никогда не чувствовала себя настолько одинокой как сейчас. Никогда не была в таком замешательстве. Я хотела вернуться к своему народу и Пророку, но сейчас, находясь здесь, я желала оказаться в объятиях моего Кая. И это была печальная правда. Я думала об этом разрушительно красивом, готовым защищать, но тем не менее грешном мужчине, как о своем собственном. Он взял кусок моей испорченной души... моего сердца... и сделала себя частью меня. Он был в каждой моей клеточке, моем сознании. Он просто был частью меня.
Опечалившись, я опустила голову, но не могла избавиться от этих мыслей и не желала больше видеть неодобрительные взгляды своих людей, поэтому уставилась на длинную, зеленую траву под своими ногами, пока эта зеленая трава не превратилась в серый булыжник, пока этот булыжник не превратился в деревянный пол моих новых покоев.
Брат Лука и отец неожиданно остановились в скудно обставленной комнатушке и бросили меня на кровать. Я ударилась о матрас и попыталась сесть, показывая свое почтение старейшинам.
Подняв свой тяжелый взгляд, я увидела, что отец и брат Лука смотрели на меня. Они стояли бок о бок, оба значительно постарели. У обоих седые волосы, морщины на лицах, которых не было, когда я была ребенком. Они оба набрали вес. В глазах отца был легкий молочный оттенок, затмившую бывшую там прежде синеву.
Брат Лука покачал головой и положил руку на плечо моего отца.
— Ну, Исайя, мы не могли оказаться более правы. Эта... эта блудница несомненно Окаянная. Огромные глаза, роскошный рот. Она чересчур соблазнительна. В действительности, я борюсь с желанием соединиться с ней, пока мы говорим.
Испуганный крик сорвался с моих губ, и я отползла подальше на кровати.
Брат Лука покачал головой и выругался.
— Я должен уйти, пока не поддался, — все, что он сказал, прежде чем вышел за дверь и закрыл ее за собой.
Мой отец все еще пялился на меня, и я не могла ничего поделать, но думала обо всех тех разах, когда он пробирался ко мне в кровать, когда я еще была ребенком, обнимал меня и гладил мою кожу. Не могла не думать о том, как он усаживал меня к себе на колени, запирая всех моих братьев и сестер в другой комнате, и водил руками по моим волосам. И я не могла не думать о том времени, когда он сказал мне мыться с ним в ванне, где брал мои руки и...
Я взглянула на отца, и волна гнева охватила меня. Он приподнял брови, очевидно, заметив смену выражения, когда я прошептала:
— Какой отец заставит свою шестилетнюю дочь трогать его... интимные части? Какой отец будет распутно гладить свою дочь?
Отец выпучил свои глаза и вся краска отлила от его лица.
— Как ты смеешь? — прошипел он, но я покачала головой, молясь, чтобы слезы, скопившиеся в уголках моих глаз, не полились по щекам.
— Как. Ты. Смеешь! — я повторила его слова с силой в голосе, которую не ожидала. — Ты превратил чистые отношения в грязные. То, что ты делал со мной, было неправильным и нечистым!
Зарычав от ярости, мой отец наклонился вперед и ударил меня по щеке, мой рот мгновенно наполнился кровью. Я смотрела ему в глаза, когда он говорил:
— Ты — настоящее зло, Вельзевул! Ты соблазнила меня, вошла в мои сны и заставила меня думать только о тебе, о том, чтобы взять тебя так, как мужчина должен брать женщину.
Раздраженная, я сжала связанные руки в кулаки.
— Нет, отец, я не соблазняла тебя. Ты ошибаешься. Ты заставил меня думать, что именно так каждый отец обращается со своим ребенком. Но я узнала, что это не так! Это грешно... аморально!
Лицо моего отца вспыхнуло красным и, выходя из комнаты, он объявил:
— Я с нетерпением жду, когда Мика начнет изгнание злых сил из тебя. Этот демон, зло, живущее в тебе, должно быть изгнано из твоей души раз и навсегда. В противном случае ты перейдешь к следующей жизни, где Бог осудит тебя, так же как твою мать, которая спала с Сатаной, чтобы создать тебя!
На это раз кровь отлила от моего лица, и я начала яростно дрожать.
— Моя... моя мать? — спросила я, и увидела выражение триумфа на лице отца.
Когда он ухватился за дверную ручку, его глаза вспыхнули.
— Твою мать осудили и признали виновной в колдовстве и связи с Темным Лордом. Она приветствовала Сатану в своей постели, и, соединившись с ним, они создали тебя. Она была признана виновной в ереси и заплатила справедливую цену. Теперь она вечно горит в аду.
Он открыл дверь и оглянулся.
— Ты покинула общину один раз, Далила, но снова не сможешь сбежать. Новый Сион — это крепость, которая защищает наш народ от злодеев внешнего мира. Ты Окаянная, ты принадлежишь этому месту и нам ради собственного спасения. Не пройдет много времени, прежде чем Господь вернется за всеми нами. Порок Каин раскрыл это нам, и когда Бог это сделает, тебе лучше молиться, чтобы брат Мика успел очистить твою испорченную сущность.
Когда дверь захлопнулась, я затряслась от страха. Веревки жгли мою кожу, крепко удерживая запястья и ноги. Оглядев комнату, я не увидела ничего знакомого. Эти покои были симпатичнее, чем те, в которых мы выросли с Беллой, Мэй и Мэдди. Стены были сероватого оттенка, здесь также были длинные шторы на широких высоких окнах и деревянные полы под моими ногами. Я чувствовала себя пленницей в золотой клетке.
Свернувшись на белом покрывале, я позволила себе разрыдаться. Я была расстроена, потеряна. Я хотела оказаться с Мэдди и Мэй. Хотела говорить с ними, смеяться, но прежде всего... я хотела к Каю. Я проклинала себя за то, что побежала к реке после нашего занятия любовью, после того как он провозгласил свою любовь ко мне. Проклинала себя за то, что не боролась со своими захватчиками. Что не закричала, не предупредила Палачей. Но даже сейчас, когда я лежала на этой незнакомой кровати, в этой незнакомой комнате в новой и незнакомой общине, мое сердце будто протыкали кинжалы. Я любила Кая... и эта любовь была чистая, неприкрытая, но его любовь была уловкой, заклинанием, следствием того, кем я была... всегда буду?