Лила задыхалась, когда мы оба замерли и наши взгляды встретились. Я не видел шрама на ее лице. Все, что я видел, мою женщину, мою старуху... мою гребаную жизнь.
Обхватив ее запястье, я потянул Лилу вперед, пока ее сиськи не коснулись моей груди. Я провел большим пальцем по ее шраму: от виска до подбородка, и Лила посмотрела на меня настороженно.
— Я чертовски сильно люблю тебя, — сказал я, и слезы наполнили глаза Лилы.
— И я люблю тебя, Кайлер.
Я изучил каждую черточку ее лица и сказал:
— Ребекка...
Лила замерла, и ее губы задрожали.
— Как... ты узнал, что меня так зовут?
— Я встретил твою сестру, когда спасал тебя. Она сказала мне твое настоящее имя.
— Фиби? — прошептала она и теперь залилась слезами.
— Да, она хотела, чтобы я спас тебя.
Лила отвела взгляд. Она больше ничего не сказала о своей сестре.
Когда она снова повернулась ко мне лицом, то сказала:
— Пожалуйста, не называй меня этим именем, Кай.
— Почему?
Лила опустила голову на мою грудь и поцеловала мою потную кожу.
— Потому что я не знаю девочку с этим именем. Хоть я и жила всю жизнь как Окаянная Далила, ты знал меня как Лилу. Теперь я Лила. Ребекка умерла, когда ее забрали ребенком.
Мое сердце ухнуло камнем вниз, когда я услышал боль в ее голосе. Но я притянул ее к своему рту и прошептал:
— Лила. Моя старуха.
Лила попятилась и часто заморгала.
Улыбнувшись, я провел рукой по ее спине, затем до упругой задницы, сжав плоть.
— Одевайся, — приказал я.
Лила нахмурилась.
— Зачем? — Она наклонила голову, обвела пальцем татуировку петли на моей коже и сказала: — Я вполне довольна находиться здесь, с тобой. И не возражаю оставаться в кровати с тобой еще какое-то время.
— Потому что я настолько хорошо трахаюсь? — пошутил я.
Лила покраснела и сказала:
— Ты знаешь, что ты красивый. Невероятный... и очень опытный... в этом.
Рассмеявшись и подмигнув Лиле, я сжал ее задницу, поднял ее с кровати и сказал:
— Одевайся. И штаны.
Лила покачала головой.
— Не могу. На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие. Второзаконие 22:5.
Раздраженно выдохнув, я сказал:
— Ли, мы не будем снова это обсуждать.
— Кай, хоть я и не в Ордене, я не могу отрицать, кем являюсь. Не могу отречься от своей веры.
Подойдя к своей женщине и чертовски возбуждаясь от того, как моя сперма стекает по ее бедру, я обхватил ее щеки в колыбель своих ладоней и сказал:
— Тогда надевай платье, но под него кожаные штаны. Красотка забила твой шкаф. Там они точно есть.
Челюсть Лилы удивленно отвисла.
— У меня есть шкаф здесь?
— Да, сладкие щечки, есть. Как и у меня. И чтоб ты знала, я не хочу, чтобы ты одевалась как мужик. Мне нравится, когда моя женщина выглядит как гребаная женщина, а не брат. Я не тащусь от членов.
Лила боролась с улыбкой и кивнула.
— Я должна надеть кожаные штаны под платье.
— Хорошо, — сказал я уверенно и пошел одеваться. — Потому что я наконец заполучу тебя на заднее сиденье моего байка. Время пришло.
Я слышал, как Лила нервно ахнула.
Но я на хрен проигнорировал это.
***
— Готова? — спросил я, когда Лила обняла меня за талию.
Она кивнула мне в спину, и ее хватка на моем жилете усилилась.
— Да.
Я поднял подножку и двигатель моего Харли взревел, мы покатились по грязной дороге на проселочную, что проходила мимо клуба. Руки Лилы железной хваткой держали меня за талию, но я не мог стереть ослепительную улыбку со своего лица. Моя старуха сидела на моем байке, ветер хлестал мне в лицо, свобода на дороге и два колеса сжигали асфальт.
Это была жизнь, которую я теперь хотел, я никогда не был так чертовски счастлив.
Звук хихиканья раздался в моем ухе. Посмотрев на Лилу через зеркало заднего вида, я увидел, что она улыбается. Она запрокинула голову назад и рассмеялась.
Она полюбила это.
Она тоже попробовала свободу.
Мы ездили часами, пока не оказались в Мак-Кинни-Фолс-Стейт-Парк. Палачи приезжали сюда все время. Лиле сразу же понравилось это место.
Остановившись рядом с водой, я развернулся на месте, и Лила обернула ноги вокруг моих бедер. Схватив ее за задницу, я притянул ее ближе. Лила широко улыбалась, когда обняла меня за шею.
— Тебе нравится ездить, детка? — спросил я.
— Да, очень сильно, — ответила она, и, прижав свой лоб к моему, сказала: — лучшая часть — держаться за тебя, разделять с тобой то, что ты любишь.
— Прижми свои гребаные губы к моим, — потребовал я, и Лила придвинулась, обрушив свои губы на мои.
Я разорвал контакт, покрывая поцелуями ее нежный подбородок, затем тонкую шею. Ваниль. Повсюду ваниль.
— Кай, — прошептала она, и я отстранился, прежде чем закончил тем, что трахнул ее на этом байке. Лила положила голову мне на грудь и уставилась на воду, вздохнув.
Я ощутил, что ее настроение изменилось, поэтому усилил свою хватку и спросил:
— Все хорошо?
Лила молчала несколько минут, прежде чем спросила:
— Ты веришь в Бога?
Вопрос опрокинул меня на задницу. Я нахмурился, задаваясь вопросом, куда она, на хрен, с этим ведет.
— Не знаю, детка, — ответил я честно. — Но я думаю, что религия испорчена. Люди убиваю за Бога, который может быть настолько же реальным, как гребаный Санта-Клаус. Люди судят других за то, что они не верят в то же самое, а мрази, как пророки Давид и Каин, используют эту власть, чтобы контролировать людей. — Я вздохнул, пытаясь не выйти из себя. — Но Бог не имеет гребаного понятия.
— Я верю, — прошептала она. — Несмотря ни на что, я все еще верю, что есть Бог, который любит свой народ.
Я не знал, что сказать, но огромный поток страха наполнил меня. Я только вернул свою женщину назад, мою женщина, которая была разрушена долбаной педофильской сектой. Я думал, что мы двигаемся дальше, начинаем нашу жизнь, но она все еще верит? Из-за этого я боялся так, что у меня подгибались ноги. «Разве женщина захочет этой жизни, когда так крепко связана с Богом», — подумал я.
— Мы с Мэй говорили, когда я была в больнице. Она рассказала мне, как пророк Давид изменил Библию, чтобы мы поверили в его послание. Она рассказала о его лжи, как он использовал свою власть, чтобы делать плохие вещи с детьми... со мной, — сказала она тихо. Я обнаружил, что сжимаю ее сильнее, как будто мог каким-то образом защитить ее от прошлого. Лила уткнулась в мою грудь и сказала счастливо. — Но она также дала мне Библию, настоящую Библию, и эти откровения поразили меня. Они были полны прощения, хороших намерений и притч о мире и любви к человечеству. Я влюбилась в эти слова... Влюбилась в эти послания. Они возродили меня, наполнили надеждой и даровали мне благодать.
Комок сформировался в моем горле, пока я слушал Лилу. Сказанное ею не соответствовало жизни Палачей, не подходили нам с ней.
Ощутив что-то мокрое на своей груди, я подтолкнул Лилу своим плечом и увидел ее слезы.
— Детка, — прохрипел я, вытирая ее щеки. Она покачала головой, схватив меня за руки, оставляя поцелуй за поцелуем на запястье.
— Не хочу, чтобы ты думал, что я несчастна или не люблю тебя. Потому что я счастлива и люблю больше, чем могу объяснить. Псалмы — это стихи, ты — мой. Ты — воплощение каждого божественного слова, что может соскользнуть с моих уст. Я обожаю тебя, Кай. Я не могу представлять свою жизнь без тебя. Ты мой белый голубь. Ты наполняешь меня миром любви и преданности.
Моя грудь сжалась, я провел большим пальцем по ее шраму и сказал:
— Детка...
Лила подняла платье, кожаные штаны идеально облегали ее ноги, и она показала мне свой плоский живот, обводя один из своих шрамов, оставленных сектой.