Голоса Паппке почти не было слышно. Лишь изредка он мямлил: «Совершенно верно, господин директор… Конечно, господин директор… Вы будете довольны, господин директор…» Но это робкое блеяние ягненка заглушалось грозным рыканьем льва.
Хлопнула дверь.
Схватив лыжи, директор выскочил во двор, бросил их на землю, надел крепления и побежал к воротам рудника.
Хромой вахтер Гейне посмотрел ему вслед и сказал, обращаясь к старому горняку, подогревавшему на печке котелок кофе:
— Взгляни-ка, дед, хозяин опять поехал на своих полозьях. Бьюсь об заклад, опять недоволен — все ему руды мало. Еще бы! Упаси бог, не хватит денег, чтобы покатить на Ривьеру.
Старик лукаво подмигнул и сказал плаксивым голосом:
— Не будь так жесток, Альберт. Мне от души жаль его высокоблагородие. Ну представь себе только: ведь, когда у нас будет социализм, ему, бедняге, еще, чего доброго, придется работать.
Приказ передается дальше
После того как генеральный директор захлопнул за собой дверь, начальник производства Паппке еще несколько минут в полном отчаянии стоял за своим письменным столом: лист бумаги дрожал в его руке. Затем он выпрямился и нажал кнопку.
Раздался оглушительный звонок. Вошла секретарша с толстым стенографическим блокнотом.
— Срочно вызовите ко мне всех штейгеров и старших штейгеров, которых сумеете разыскать. Да побыстрее!
Секретарша выбежала. Начальник производства Паппке рухнул на стул и вытер пот со лба. Придя в себя, он поклялся честью заслуженного штаб-офицера прусской королевской армии, что выполнит приказ генерального директора.
Один за другим собирались служащие — штейгеры и старшие штейгеры. Пришел и Шиле. Он случайно оказался в числе тех, кого удалось найти, и теперь был счастливейшим из смертных оттого, что ему доведется лично выслушать важное сообщение начальства.
И вот начальник производства Паппке, расправив плечи, встал из-за стола.
— Вы можете не садиться, господа, — сказал он. — То, что я хочу вам сообщить, не займет много времени. Только что здесь был наш глубокоуважаемый господин генеральный директор. Мы с ним все обсудили и пришли к единому мнению. Как, собственно, вы, господа служащие, представляете себе нашу работу? Вы что, не читаете газет? На мировом рынке цены на медь падают. Испания поставляет медь дешевле, чем мы. Если так будет продолжаться и дальше, мансфельдские рудники придется закрыть. Этого нельзя допустить. Темп работы у нас никуда не годится. Люди прохлаждаются как в санатории. Просто скандал! Нужно увеличить добычу меди, и безотлагательно! Позаботьтесь, господа, о том, чтобы рабочие по крайней мере за эти последние часы еще что-то сделали. О нашем разговоре оповестите по телефону остальных служащих. Все. Можете идти. До свидания.
Внизу, на рудничном дворе, Отто Брозовский и стволовой Ленерт вкатывали груженые вагонетки в подъемную клеть. Ленерт, длинный и тощий как жердь, был еще не стар, но виски у него уже поседели. Из левого рукава пиджака вместо руки торчал железный крюк.
Вагонетки сталкивались, звякая сцепами. Задвига́лись решетки, звонил колокол. Подъемная клеть бесшумно уходила вверх, и на ее месте так же бесшумно появлялась другая.
Но на этот раз вместо пустых вагонеток из клети выкатился штейгер Шиле, да так поспешно, будто ему была дорога каждая секунда. Впопыхах он споткнулся о рельсу и едва не упал.
— Что за беспорядок! — пробормотал он и поспешил дальше.
Отто Брозовский смотрел ему вслед, пока он не скрылся в глубине туннеля, потом, покачав головой, сказал Ленерту:
— Он прямо лопается от злости. Выслужиться хочет, гадина!
Они подтолкнули очередную вагонетку, и она, гремя, покатилась в клеть. Оба на секунду перевели дух.
Ленерт вынул из кармана пиджака перепачканную листовку и сказал:
— Здесь кое-что написано о Шиле. Надеюсь, он прочел. Знаю я этих погонял. — И он ударил по вагонетке железным крюком, который торчал у него на месте руки. — Вот. Отдавило, когда я был пятнадцатилетним мальчишкой.
Отто Брозовский взглянул на железный крюк и задумался. Они стали толкать следующую вагонетку. Немного погодя Брозовский спросил:
— Скажи-ка, Ленерт, что бы ты сделал со штейгером, у которого на совести твоя рука?
— Смешной ты, Брозовский… — Рабочий помолчал. — Да разве я могу сделать, что захочу? Если бы я мог распоряжаться… Ну, скажем, был бы я начальник производства… — Он покачал головой и махнул рукой. — Чепуха. И что за чепуху я несу!