Но Брозовский не отставал:
— Нет, ты скажи, что бы ты сделал… как начальник производства?
Рабочий рассмеялся:
— Я — и вдруг начальник производства? Знаешь, Брозовский, по ночам мне частенько снится всякая ерунда, но такого вздора я и во сне никогда не видел.
Брозовский всем своим сильным телом налег на вагонетку и, сдвинув ее с места, сказал:
— И вовсе это не вздор! Просто тебе так кажется потому, что мы живем здесь, в Мансфельде. А вот в Кривом Роге шахтами управляют такие, как ты да я.
Ленерт недоверчиво усмехнулся:
— Ну, уж это сказки!
— Совсем не сказки.
— Где это, говоришь?
— В Кривом Роге, — повторил Брозовский. — Это город в Советском Союзе — центр горнорудного района.
Но Ленерт по-прежнему усмехался:
— Значит, шахтами там управляют горняки вроде тебя и меня? — Он подмигнул. — Да ты, видно, хочешь меня разыграть. Так я тебе и поверил!
— Это правда, Ленерт, чистая правда. Нам оттуда писали сами горняки.
— Кому писали? Тебе? Потому что ты Отто Брозовский и у тебя голубые глаза?
Брозовский рассмеялся.
Они вместе втолкнули вагонетку в клеть. Взвизгнули колеса, лязгнули сцепы.
— Приходи-ка к нам на собрание ячейки, — сказал Брозовский. — Я покажу тебе письма.
— Хорошо, Брозовский, только смотри не забудь.
Они продолжали работать молча. Каждый думал о своем.
Глубоко под землей
На глубине восемьсот метров, под пластами отложений краснозема и кварца, под миллионами тонн породы, земную кору прорезает черный слой медной руды толщиной в двадцать сантиметров. Крошечными точечками, тонкими зелено-голубыми прожилками залегает в руде драгоценный металл — медь.
Почти лежа в забое, напрягая каждый мускул и обливаясь по́том, Иоганн Брахман управляет вибрирующим отбойным молотком. Отбойная пика вгрызается в руду и вырывает ее из массива породы. Иоганн — опытный горняк. Говорят, таким, как он, порода сама отдает затаенные в ней богатства. Кругом темно, только лампа Иоганна выхватывает из мрака отбитые глыбы.
А позади него — Рихард Кюммель, согнувшись, лопатой кидает руду в вагонетку. Скрежещет лопата, ударяясь о каменистую почву, с глухим стуком падают на дно вагонетки куски породы. Луч рудничной лампы беспокойно мечется от вагонетки к груде руды, в которую вонзается лопата, и снова к вагонетке; опять к руде, и опять к вагонетке. И так непрерывно, без единой остановки. В забое жарко. Пыль серым покровом застилает низкий сводчатый проем. Подобно крошечным колоннам, деревянные стойки креплений поддерживают испещренную трещинами кровлю забоя. Грохочет отбойный молоток, скрежещут лопаты. По временам в глубине темного штрека, отходящего от забоя, появляется свет — это ползут мальчишки-откатчики, толкая перед собой пустые вагонетки. А вагонетки с рудой они увозят назад. Маневрируя между забойщиками, деревянными креплениями и воздухопроводными шлангами, они исчезают в темноте низкого штрека.
Раз за разом Иоганн Брахман вводит отбойную пику в толщу руды, — черные, гладкие глыбы падают наземь. Но мысли Иоганна далеко от забоя, от руды, от этого грохота. Он видит перед собой лицо своего сынишки. Вчера вечером Петер вернулся домой грязный, в царапинах и ссадинах — видно, с кем-то подрался. Он подошел к отцу и торжественно преподнес ему картинку, которую сам нарисовал; подарок ко дню рождения. Иоганн улыбается и думает: «А ведь я еще не показал ее товарищам». Он следит за пикой, наискось вгрызающейся в породу, вытаскивает ее и, подтянув за собой шланг, устанавливает в другом месте. Как хочется Иоганну выпрямиться, расправить спину, потянуться! Но кровля забоя так низка, что стоит ему встать во весь рост, и он заденет ее головой, и тогда сверху посыплются куски отвалившейся породы.
Грохот молотков, скрежет лопат, лязг вагонеток наполняют душный и пыльный забой.
Иоганн Брахман откладывает молоток в сторону и пробирается в угол. По пути он хлопает Рихарда и остальных шахтеров по плечу:
— Перерыв.
Один за другим подползают навальщики и откатчики. Они скручивают папироски и прикуривают от карбидок. Мальчишка-откатчик достает из кармана листовку и читает, медленно шевеля губами:
— «Наше здоровье, наша жизнь хозяев не интересуют». — Мальчик кивает. — Чистая правда, — говорит он и протягивает листовку подручному забойщика.
Листовка переходит из рук в руки, покрываясь черными отпечатками пальцев, потом снова исчезает в кармане мальчишки.