4 сентября 1938 года приехавший в Москву Берия имел разговор наедине с Ежовым на Лубянке. А 5 сентября 1938 года Сталин принял у себя в Кремле только трёх, начав в 18.50 как раз с Ежова. Через час, в 19.55, к ним присоединился Молотов, а в 20.35 – Маленков. В 21.50 все трое вышли от Сталина вместе.
В ночь с 12 на 13 сентября Сталин совещался с 1.00 до 3.00 с Ежовым и Берией в присутствии Молотова и Жданова. Это была, скорее всего, «установочная» беседа через примерно полмесяца после начала работы Берии в центральном аппарате НКВД СССР.
Затем только Ежов – без Берии – принимает участие в совещаниях у Сталина вечером 13 сентября, 18, 20, 21, 22, 25, 28 сентября, 2, 5, 7, 8 октября 1938 года – одиннадцать раз за неполный месяц! Это мало похоже на «опалу», недоверие и подозрения.
Лишь 15 октября в кабинете Сталина появляется Берия – без Ежова. Причём разговор был явно конфиденциальный и важный. Проведя совещание с руководящими московскими советскими и партийными работниками, Сталин с 23.40 оставил у себя Молотова, Жданова, Ворошилова, Микояна и Хрущёва. Подошёл Каганович, и почти полчаса Сталин о чём-то информировал только членов Политбюро, а в 0.05 в кабинете появился Берия и докладывал почти полтора часа – до половины второго ночи 16 октября. Затем Берия ушёл, а члены Политбюро задержались ещё на 20 минут.
Весь день 16 октября Сталин у себя не принимал никого, а вечером в 22 часа к нему пришёл Берия – один. Через пять минут подошёл Маленков, и они втроём беседовали до половины двенадцатого ночи. Потом Маленков ушёл, а Берию Сталин задержал ещё на полчаса.
19 октября Ежов и Берия вместе приняли участие во вполне рядовом совещании у Сталина, а вот 21 октября надо считать переломным моментом!
21 октября 1938 года после девяти часов вечера у Сталина появляются Ворошилов, Молотов и Каганович, затем около десяти часов приходит Ежов, а через час – Маленков. Ровно в 23.00 в кабинет приглашён Берия. Через полтора часа, в 0.30, они с Маленковым уходят, а прежний ареопаг остаётся в кабинете, как остаётся там и Ежов. Только в 1.45 ночи Ежов уходит – вместе со всеми, но это ещё не занавес, а лишь антракт! В ту бурную ночь сталинский кабинет напоминает проходной двор: входят и выходят Молотов, Каганович, Микоян, Маленков. Ещё в час ночи – при Ежове – Сталин вызывает Льва Бельского (Абрама Левина) (1889–1941), старого чекиста, до 1907 года члена Бунда, с июня 1917 года большевика, к тому времени первого заместителя наркома путей сообщения, а до 28 мая 1938 года – заместителя Ежова. В конце июня 1939 года, через два с половиной месяца после ареста Ежова, Бельского тоже арестуют и после долгого следствия расстреляют уже после начала войны – 5 июля 1941 года. Но тогда, в 1938 году, Сталин ему ещё доверял, хотя это доверие таяло, как таяло и доверие к Ежову.
Через день, 23 октября, Ежов снова у Сталина. К Сталину приехал из станицы Вёшенской с «Тихого Дона» писатель Михаил Шолохов, в том числе с жалобами на ведомство Ежова, и теперь Сталин устраивает им двоим что-то вроде очной ставки. В 19.20 Шолохов уходит, и Сталин и его «железный нарком» остаются наедине более часа.
Разговор был, конечно, обоюдно тяжёлым.
Но Сталин ещё не утратил веры в Ежова полностью. Тот появляется в кабинете вождя 25 октября (вместе с Берией, но последний уходит от Сталина намного раньше Ежова), затем – 26, 28 (без Берии) октября.
31 октября 1938 года Ежов – вновь у Сталина вместе с Шолоховым, секретарём Вёшенского райкома партии Луговым и руководителями Ростовского УНКВД.
К слову, в 1998 году в журнале «Новый мир» некий Виталий Шенталинский, со ссылкой на корреспондента «Литературной газеты» Вадима Соколова, поведал удивительные вещи! Якобы Соколов вскоре после смерти Сталина брал в Вёшенской у Шолохова интервью и лишь в 1994 году смог «обнародовать» рассказ писателя о его пребывании в кабинете Сталина в 1938 году.
Мол, якобы весной (!) 1938 года Шолохов, опасаясь ареста, уехал в Москву, написал Сталину, изнемог от ожидания и загулял (мол, напоследок) в ресторане гостиницы «Советской» с Александром Фадеевым. И прямо из-за стола был доставлен в Кремль, где вначале Поскребышев поставил Шолохова для протрезвления чуть ли не под кипяток, а потом, снабдив писателя «новой гимнастёркой», «впихнул» его в кабинет, который Шолохов «до этого только в кино видел». В скобках замечу, что в кино тогда сталинский кабинет не показывали, а Шолохов бывал в нём до 1938 года ни много ни мало, а девять раз!
За столом Шолохов (по словам Соколова-Шенталинского) узрел ряд «сплошь военных», абсолютно незнакомых ему «генералов», за исключением одного с «лисьей мордочкой» – Ежова. Напротив «генеральского ряда» спиной к Шолохову – два штатских, в которых Шолохов «признал по затылку» земляков. Во главе стола – «Политбюро в полном составе».