— Как это передать? Ты что, вещь что ли? — удивился Спас.
— Как оказалось, для него — да. Но мне такой расклад не понравился, я хлопнула дверью и ушла. Пошла обратно на работу устраиваться, а меня не берут. Типа, уже бывшая в употреблении. А там только свежие медсестрички должны быть, — со вздохом сказала Матильда.
— На публичный дом похоже…
— Отчасти, так оно и было. Но больница на этом не зарабатывала, скорее, использовала для привлечения клиентов. Отовсюду вербовали красоток и на работу брали. А толстосумы периодически кого-нибудь с собой утаскивали. А если и нет, когда красотка за тобой ухаживает, всё одно приятней. А больница такие деньги с них драла, что на сутенёрство размениваться смысла никакого не было. Зачем? Это так, приятный бонус для клиентов. А если что, так девочки сами виноваты, польстились на богатенького.
— Но за это в тюрьму вроде не должны отправлять? — удивился Спас.
— А меня и не за это. Я же бузить начала. Заявилась к его родителям. С трудом, хитростью проникла через охрану, подловила их, и всё выложила как на духу, какой их сынуля подонок, — сказала Матильда.
— А они что? — спросил Спас.
— Они-то? Пока я говорила, папаша медленно доставал телефон, потом медленно звонил, первой фразой он уволил начальника своей охраны, а второй распорядился сослать меня туда, откуда не возвращаются. Он даже не сказал куда, те кто исполнял, сами решение приняли, — сказала Матильда и совсем сникла.
Похоже, что воспоминания о прошлой жизни нагнали на неё тоску.
— Да кто же он был такой, чтобы вот так людскими судьбами распоряжаться? — возмущённо сказал Спас.
— Политик. Шишка большая. Ему люди что пыль. Да там ещё и выборы на носу были. А если бы меня его конкуренты взяли в оборот и стали против него волну гнать? Он поэтому сразу устранил возможную проблему. Это мне по секрету один из охранников в тюрьме сказал, не в этой, а до отправки. Проникся очень, симпатизировал мне, да что он мог поделать-то… — сказала Матильда.
— Поубивал бы сволочей, — Спас нервно сжимал и разжимал кулаки.
— Успокойся, — усмехнулась Матильда, — самое забавное в этой истории то, что они все уже давно сдохли. Даже их потомки вряд ли помнят про них. А я всё живу. Плохонько, но живу. Так что, если рассматривать жизнь, как высшую ценность, то они мне подарок сделали. Я, конечно, не очень им смогла воспользоваться, но уж как получилось. Так что, я даже не в обиде. И есть ещё одно обстоятельство… — сказала она, и вдруг замолчала.
— Какое? — спросил Спас.
— Позже! Не сегодня! Расскажу, но в другой раз, — решительно сказала она и встала, — пора уходить, мы и так засиделись тут. Нельзя проявлять такую беспечность. Сидим, болтаем, даже по сторонам не смотрим.
И Матильда быстро зашагала к склону. Она, видно, совсем уже перестала перед ним притворяться старухой, и сейчас, сзади, её можно было принять за довольно молодую женщину.
Спас хромая догнал её и пошёл рядом. Нога от быстрой ходьбы сильно болела, но Матильда была погружена в свои мысли и не замечала, как он мучается. Он не стал ей ничего говорить. Сам растревожил воспоминания, вывел из равновесия, так что, можно теперь за это и потерпеть.
На середине спуска, Матильда вдруг вскинула голову и с криком «Берегись!» прыгнула на Спаса, сбив его с ног. Они завалились и упали. Он на спину, а она на него сверху. Упали на мелкую гальку и заскользили по ней вниз, головой вперёд.
— Дура, какая же я дура! Зачем я это сделала? Что теперь будет? — сквозь зубы цедила Матильда.
Она лежала на нём, и поверх её головы Спас вдруг увидел, что у неё из спины торчит стрела. Их скольжение остановилось, он осторожно снял её с себя, и положил на живот, стараясь не навредить, а сам стал медленно подниматься, с рвущимся из груди звериным рыком, который он не мог контролировать.
Вставая, он захватил два булыжника, в каждую руку по одному, и когда распрямился, то уже ревел как взбесившийся зверь. Не обращая внимания на боль в ноге, он бросился по склону вниз, подпрыгивая на негнущейся ноге, и скоро увидел его. Он стоял и пытался вложить стрелу, но у него это плохо получалось, потому что ему было страшно. На него нёсся совершенно озверевший мужик. Он собирался снять его первым выстрелом, а бабу забрать себе. Когда он её увидел, даже глазам не поверил, и то, что выглядела она так себе, никакой роли не играло.
Но что-то пошло не так. Стрела попала в неё, он испортил столь ценную добычу, упустил шанс, который бывает раз в жизни и не у каждого, а теперь этот ревущий по-звериному мужик, нёсся на него со склона со страшной скоростью. Наконец, он совладал со своим плохоньким луком, пустил стрелу, но от волнения слабо, так, что мужик просто отбил её рукой у себя перед лицом.