Когда солнце уже клонилось к закату, она сняла простыни с веревки. Складывая их на сильном ветру, Далси обернулась и увидела самого Кэла – голый по пояс, он стоял у колодца и обливался холодной водой.
В паузе между двумя ударами своего сердца она не в состоянии была думать ни о чем, лишь заворожено смотрела на игру мускулов на его спине, когда он зачерпывал воду. Но Далси пересилила себя и пошла дальше. И тут он обернулся.
– Я вижу, вы усердно отрабатываете жилье, мисс Трентон.
Она вздернула подбородок и промолчала. Но не успела сделать и шага, как вдруг Кэл схватил ее за руку. Далси пошатнулась. Наверное, это все из-за жары. Или из-за усталости…
– Уберите руки, мистер Джермейн, – произнесла она таким голосом, будто говорила с солдатом-янки или с бандитом.
Кэл был доволен, что ей изменило обычное хладнокровие, которое так выводило его из себя, и едва заметно улыбнулся.
– А если не уберу?
– Как же вы объясните своей тетушке, почему я надела вам на голову стопку белья?
От такого неожиданного заявления он рассмеялся, запрокинув назад голову.
– Неужели вы серьезно?
– Подержите меня за руку еще немного – и узнаете.
– Боже, мисс Трентон, а ведь вы не шутите.
– Вот и отпустите меня.
– Отпустить? – переспросил Кэл волнующим шепотом и резко привлек ее к себе здоровой рукой.
Далси была так изумлена, что выронила корзину, не видя ничего – только эти бездонные темные глаза. Его губы прильнули к ее рту, и она забыла обо всем на свете, кроме этих губ – жестких, неумолимых, жаждущих.
Его желание передалось и ей. Далси знала, что должна оказывать сопротивление, но ее руки безвольно повисли. Она издала странный звук, похожий на стон – боли или наслаждения. Кэл ответил таким же стоном.
Кэл не мог найти в себе сил остановиться. Как безумец, он хотел целовать ее до тех пор, пока на остров не спустится ночь и не спрячет их под покровом тьмы. От терзавшего его желания грудь словно сжало тисками. Боже всемогущий, да что же с ним происходит? Сделав огромное усилие, он оторвался от нее и отступил назад.
Далси широко открыла глаза, и в ее взгляде Кэл увидел смущение, а потом и вернувшийся гнев.
– Надеюсь, вы простите меня, мисс Трентон. – Его удивило то, как трудно выговаривались слова.
– За что вы извиняетесь, мистер Джермейн? За поцелуй? Или за свои жестокие слова?
– И за то, и за другое, мэм.
Далси, не раздумывая, взяла корзину и опрокинула содержимое ему на голову.
– Извинения принимаются, – бросила она через плечо, а потом повернулась и быстро побежала к дому.
– Сейчас мое любимое время дня. – Тетя Бесси оглядела всех сидевших за столом. – Работа позади, а впереди вечер – долгожданная награда.
На тете Бесси было платье из черного муара с высоким гофрированным воротом и длинными зауженными рукавами. На груди – брошка с камеей, а в ушах – серьги из жемчуга и яшмы. Ее племянники надели накрахмаленные белые сорочки и темные сюртуки. Гостям не во что было переодеться, но и они сделали все возможное, чтобы не ударить лицом в грязь.
Далси указали место справа от Кэла. Сев за стол, она заметила, что на фарфоровых блюдах залегли трещины, а края золотых бокалов в зазубринах. Но в центре стола стоял серебряный канделябр с дюжиной свечей, и от их золотого мерцания обстановка казалась праздничной.
Роберт обошел стол, наполняя бокалы вином. Детям налили лимонад. Наконец и слуга занял свое место за столом. Далси и Старлайт взялись за руки, и дети последовали их примеру.
– Да благословит Господь эту пищу, – тихо сказала девушка и сразу заметила, как Джермейны переглянулись, изумившись ее смелости.
Тетя Бесси властно произнесла:
– В нашем доме ни к чему показное благочестие.
– Показное?! – начала было Старлайт, но прервала себя на полуслове, поймав взгляд Далси.
– Кроме того, я уверена, – сухо продолжала тетя Бесси, – что с начала этой проклятой войны Бог повернулся к нам спиной. Дарвин, молитву прочтешь ты.
– Благослови, Господь, нашу пищу, – нараспев произнес Дарв.
– Аминь, – хором отозвались братья, почувствовав облегчение от краткости и простоты молитвы.
Пригубив бокал с вином, тетя Бесси бросила на племянника испытующий взгляд.
– Ты слишком лаконичен для человека, которого обучали красноречию.
– У нас в поле был трудный день, – вступился за брата Барк, осушив бокал одним глотком. – И потом, вы же знаете, что Дарв не любит много говорить на людях.