— Если вы не можете, то и у меня не получится никогда…
— С Богом как с человеком говорить — это, доня, высшее Спасом проникновение. К тому стремиться надобно, но не печалься, что не получается у тебя. То маяк твой, светильник, что Путь тебе освещает и показывает, куда идти надобно. Пока же учись молиться, как святые отцы заповедовали.
— Как?
— Молитвами каноническими, Словом, исторгнутым из груди старцев святых, что молитвы свои нам оставили.
— То есть, читать молитвы, которые в молитвенниках написаны?
— И их тоже. Только не сразу читай, осторожной будь.
— Осторожной? А чего стеречься-то?
— Все того же — непонимания и нечувствия. Много же есть молитв, на всякую беду да ко всякому святому. Ум неискушенный глянет и решит, что это вроде таблеточек — та от головы, а эта от живота. Хуже нет молитвой, как рецептом пользоваться. Такие Спаса только гневают.
— Почему же гневают, если молитва сотворена святым старцем?
— Оттого гневают, что старец святой в порыве чувства молитвенного, возвышенного те слова создал. А человек расчетливо пользует. Так и в церковь мы ходим: тому свечку за то, тому за это… Получается, что в храме мы базар устраиваем и сами такие же торгующиеся, как те, кого Христос изгонял из дома Отца его.
— Но ведь люди в основном и молятся только потому, что им от Бога что-то надо.
— А потом удивляются, что Господь их не слышит. Или сделает так, как они просят, а выходит еще хуже, чем было у них до этого.
— Но что же им делать?
— На волю Божью уповать. Но я сейчас с тобой не про всех людей говорю, а про тебя. Мне Спасом не заповедано было всех людей учить Слову его. Ежели ты поймешь — через тебя и людям Знание принесено может быть.
— Хорошо, а мне что делать тогда?
— Тебе вот как раз и надо вникать в Слово Божие именно в те моменты, когда ничего тебе не надо от Него, когда душа твоя в соответствии находится со всем остальным миром. Тогда-то и начинай потихоньку в молитву вникать, ничего от Него не прося и не жалуясь. Ну, а какую молитву выбрать, то ты решить сама должна.
— Просто листать молитвенники и выбирать, что нравится?
— Молитвенники оставь пока. Молитвословом пользоваться еще уметь надо. Начни с Псалтири. Давид-песнопевец, псалмы сотворивший, не просто молитвы творил, он песни пел для Господа своего возлюбленного, песни любви, песни восторга, песни благодарности. Они и сотворены были в радости или в печали. Давид от Бога был псалмопевец, мастер, оттого творения его художеством были, Словом творческим, могущим сердца отмыкать. Через эти песни ты к пониманию придешь, в каком состоянии к Богу обращаться надо, какие Слова его достойны. Еще поймешь, что молитва — то стрела обоюдоострая, которая в двух направлениях летит: к Спасу и к сердцу твоему. На самом-то деле в одном, ибо Спас у тебя в сердце живет, в самых его глубинах, но то оставим пока. Только пойми одно сейчас: молитва — это ниточка от тебя к Спасу и от Спаса к тебе. Она как посох, который ты, сидя в яме глубокой и не имея возможности выбраться оттуда самостоятельно, протягиваешь Спасителю, чтобы он взялся за этот посох и поднял тебя со дна к Себе. Вот псалтирь для тебя таким посохом и станет. Будешь читать со спокойным умом и внимательным сердцем — сразу почувствуешь, как ниточка эта от тебя к Спасителю тянется.
Вечером наставница дала мне Псалтирь, усадила под Стодарником и велела вдумчиво читать первую кафисму. Сама ушла в гости к Федору и Ирине.
Я стала искать нужную страницу, листая высказывания святых отцов о Псалтири. Взгляд упал на строчку «Псалом и из каменного сердца источает слезы». Я тут же вспомнила родничок-аксай, текущий из белых камней в степи. С этим образом в сердце я и подошла к первой кафисме.
Я прочитала кафисму раз, и два, путаясь в малознакомых словах и не очень понимая, о чем это. Я читала очень внимательно и старалась быть честной с собой, но ниточка к Спасу никак не протягивалась. Я уже хотела начать читать и в третий раз, но тут вспомнила слова наставницы о том, что прежде чем обращаться к Спасу с молитвенным словом, надо принести Ему свое покаяние. Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и попросила прощения у Него за свои прегрешения, а пуще всего за то, что мое каменное сердце никак не хочет под воздействием псалмов «источать слезы». Мне тут же стало легче: я честно призналась себе и Ему, что в сердце у меня — камень, и я не в силах управлять им. Я снова начала читать:
Блажен муж, иже не идет на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе, но в законе Господне воля его, и в законе Его поучится день и нощь. И будет яко древо насажденное при исходище вод…
В этот раз псалмы глубоко тронули меня, а слова, которые я не могла понять, звучали просто как музыка, как аккорд к основной мелодии, которую я слышала прекрасно. Я вдруг услышала за этими печатными буквами — Слово, которое изверглось из груди древнего псалмопевца. Глаза мои увлажнились, читать стало трудно, буквы расплывались, но они уже были неважны: я читала не физическим, а каким-то другим, внутренним, духовным взором. Первая упавшая слеза стала началом целого потока слез, и, когда Домна Федоровна вернулась ко мне, я сидела с полностью зареванным лицом.
Она сказала:
— Ну, вижу прочитала как надо. Давай теперь снова читать, только уже вдвоем.
Совместное прочтение восьми псалмов меня успокоило, я опять вернулась в прежнее состояние ясного спокойствия и осознания.
— То, что не все слова ты понимаешь, доня, не беда. Главное, ты уразумела, что за словами Слово стоит, — повторила она вслух мои мысли. — Теперь скажи мне, какие из этих слов — твои. С чего ты плакала, что тебя тронуло до самой глуби, то, что ты знала уже до этого, а тут в словах песенных нашла?
— «Господи, Господь мой, яко чудно Имя Твое по всей земли», — от этих слов к горлу опять подступил комок.
— Ну-ну… все, не плачь больше, — наставница улыбнулась так тепло, так участливо, что от сердца у меня мгновенно отлегло. — Видишь, как просто все. Вот ты и нашла свои слова, с которыми теперь ты будешь жить и звать Его, когда сердце твое будет готово принять Спаса, говорить с Ним. Очень хорошие слова ты выбрала: не только в спокойствии чистоты душевной можно их повторять, но и в горести, и в радости, а так же когда тебе так некогда, что ты про Спаса и не вспоминаешь. А такие моменты тебе предстоят еще, как на неметчине устраиваться будете. Попомнишь слово мое: всю науку Спасову вмиг забудешь, то одно, то другое, голова закрутится, сердце замолчит, насущными тревогами обремененное. Вот тогда-то и тверди про себя слова свои. Они тебе силу дадут испытания жизненные перенести и к Спасу вернуться, когда ты готова будешь.
— А как же остальные кафисмы?
— И остальные читай так же, с вниманием и сочувствием. Думай, выбирай отрывочки, что тебя в самое сердце разят. Таких отрывочков много-много заучить можно, и в каждый момент жизни тебе разные слова вспоминаться будут — те, которые для сейчас подходят больше всего.
Она закрыла Псалтирь, погладила рукой шершавую обложку, подвинула книгу ко мне.
— Это тебе в подарок от меня будет. С собою возьмешь.
Я молчала, пораженная: книга была очень старой, изданная еще в начале века, наверняка это семейная реликвия… Я хотела отказаться, но вовремя поняла: если наставница дарит книгу, то это неслучайно; с ней она как бы передает мне свое Знание, физически выраженное в этом драгоценном даре.
— Спасибо, — пронесла я через печать Логоса.
— Спаси тебя Господь, — улыбнулась наставница.
И сказала:
— А несколько есть псалмов, которые не по отрывкам, а полностью знать наизусть надобно. Псалом пятидесятый читай каждый день утром, как встанешь, и вечером, перед тем как заснуть. Это псалом очистительный. Утром он тебя от мечтаний ночных очистит, подготовит ум твой дела дневные исполнять с вниманием и смирением. А ночью ко сну подготовит, от забот дневных сердце отряхнет:
Помилуй, мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззакония моя аз знаю и грех мой предо мною есть выну. Тебе Единому согреших, и лукавая пред Тобою сотворих, яко да оправдишися во словесех Твоих и победиши, внегда судити Ти. Се бо, в беззакониих зачат есмь, и во гресех роди мя мати моя. Се бо, истину возлюбил еси, безвестная и тайная премудрости Твоея явил ми еси. Окропиши мя иссопом, и очищуся, омыеши мя, и паче снега убелюся. Слуху моему даси радость и веселие, возрадуются кости смиренныя. Отврати лице Твое от грех моих, и вся беззакония моя очисти. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Воздаждь ми радость спасения Твоего, и Духом Владычним утверди мя. Научу беззаконныя путем Твоим, и нечестивии к Тебе обратятся. Избави мя от кровей, Боже, Боже спасения моего, возрадуется язык мой правде Твой. Господи, устне мои отверзеши, и уста моя возвестят хвалу Твою. Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо, всесожжения не благоволиши. Жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския. Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая, тогда возложат на олтарь Твой тельцы.