– У меня еще есть сливки. Если захочешь второй кусок?..
– Хочу. Давай. Спасибо. Может, ты как-нибудь испечешь такой пирог для моих гостей.
– Я сегодня еще собиралась приготовить шоколадный. – Пока моя гостья накладывает себе второй кусок, я встаю, разливаю кофе по кружкам и отношу их на стол вместе со взбитыми сливками. Жаль, что свежих у меня не оказалось. С тех пор как начала делить пироги с Дином, я покупаю в баллончиках, и пусть они слишком сладкие, но зато ими удобно отмерять порции.
– Шоколадный? Тогда я сразу и куплю его на вечер!
– Нет, чепуха, – отказываюсь я. – Я с удовольствием угощу тебя просто так.
– Мне безумно приятно, но лучше я заплачу. Если у тебя найдется время и настроение, я бы чаще заказывала пироги, но, если станешь настаивать на том, чтобы каждый раз мне их дарить, просто не смогу просить, – поясняет Айрин, и я захлопываю рот, который уже открыла для очередного возражения. – Ты действительно мне очень помогла бы, это реальная экономия времени… и я уже с нетерпением жду, когда можно будет снимать первую пробу. Кроме того, готовить я более-менее умею, а вот печь – совсем нет.
Теперь Айрин выглядит крайне довольной собой, уплетая остатки пирога.
– Как же классно, что мы сегодня встретились. Как думаешь, у тебя получится приготовить мне пирог до начала твоей смены в пабе?
– Конечно.
– И подумай о цене. Иначе я сама решу, – широко улыбается она поверх чашки с кофе.
Позже, когда мы уже попрощались у входа в квартиру и я смотрю, как Айрин спускается по ступенькам, она задерживается на нижней площадке.
– Было бы правда замечательно, если бы ты осталась в Каслданнсе, – произносит она. – Между прочим, наша деревня растет по большей части не за счет рождаемости, а за счет людей, которые уже не могут оторваться от этого места. – Айрин снова машет мне рукой, и вскоре доносится звук закрывающейся двери.
Я медленно захлопываю свою дверь. Прямо сейчас мне очень легко представить себя оставшейся тут навсегда.
На самом деле изначально после похода в магазин я планировала позвонить маме, но передумала. Сначала шоколадный пирог для Айрин. А пока он будет остывать, поговорю с родительницей.
– Сиенна, как я рада, что ты позвонила.
Свежеиспеченная сдоба источает потрясающий шоколадный аромат, но ощущение комфорта, которое обычно при этом возникает, почему-то не появилось. Прижав колени к груди, я забралась на один из стульев на кухне и туда-сюда гоняю пальцем крошки, просыпавшиеся на стол, когда я вынимала пирог. В первых же словах матери я различаю слабость, боль, радость, тревогу, усталость, страх и угрызения совести. Половину из этого я, вероятно, просто себе надумала.
– Как ты там? – спрашивает она.
– Хорошо, а ты? – отзываюсь я. – Пиппа рассказала, что ты в больнице.
– Да, но всего на пару дней. К счастью, все не так плохо, как казалось вначале.
Ну, естественно, нет. У нас никогда не бывает плохо.
– Что произошло?
– Я уронила с плиты сковороду, и на меня по глупости попало несколько капель горячего масла.
– Ты уронила с плиты сковороду? – недоверчиво повторяю я. – А Пиппа говорила кое-что другое.
– Пиппы там вообще не было.
– Она сказала, что он тебя толкнул.
По ту сторону трубки слышно шуршание, а когда мама продолжает разговор, в ее голосе мелькают знакомые напряженные нотки, которые всегда проявляются, если она защищает отца.
– Он меня не толкал, Сиенна, он… просто не очень осторожно прошел мимо.
Неосторожно прошел мимо.
Мне требуется все самообладание, чтобы удержаться от саркастичного комментария. После стольких лет я до сих пор опасаюсь, что мама и сама верит в то, в чем уверяет окружающих.
– Правда, ничего не случилось, – не успокаивается она. – Он уже меня навещал, ему очень жаль. Твой папа и сам перепугался.
Видимо, мама будет твердить это, даже если он разобьет ей голову этой сковородкой. «Нет, честно, он всего лишь хотел убить муху. Я просто случайно попала под руку. Он ужасно испугался».
Делаю глубокий вдох и прилагаю массу усилий, чтобы выдохнуть воздух, а не слова.
– Расскажи о себе, Сиенна. Чем занимаешься? Все еще работаешь в пабе? У тебя много дел?
Ее вопросы причиняют боль, потому что демонстрируют, насколько велика пропасть между нами, как редко мы общаемся, как мало стали знать друг о друге. Во время телефонных разговоров мы, как правило, стремительно кружимся по спирали из упреков и оправданий, нормальной беседе места не остается. И что мне ей сказать? Что я понятия не имею, как в дальнейшем повернется моя жизнь? Что мне все еще больно, что никуда не делась пустота, которую отныне не вытеснишь ничем и никогда? Что порой я просыпаюсь утром и обнаруживаю, что плакала во сне?