Я увидел, написал и сделал слишком много рекламы. Вы сами тому свидетели. Искусственность вездесуща. Этот новорожденный бог подобен огромному воздушному шару, что, вырастая с катастрофической скоростью, низко плывет над нами и, точно огромный траулер, волочит за собой рыбацкую сеть. Он застилает собой сумеречные небеса и шутя уничтожает нашу матушку-память, историю, культуру, леса, правосудие, законы жизни и смерти… Куда мы катимся? От него нет спасения. Мы все в его сетях.
Глава 4
Я, Майлз, его подружка Бет и Эмма (минус Клайв, который должен вот-вот подъехать) на подобранных со вкусом диванах в доме Майлза, в Челси. В наших бокалах джин с тоником.
Майлз Чемпни — мой старинный приятель по университету, единственный, с кем я заговорил в первую неделю и не расставался до конца обучения. Майлз дни напролет вычисляет, следует ли одним банкам вкладывать деньги в другие, в зависимости от состояния дел последних. Впрочем, выгоду получить можно и из совершенно неприбыльных банков. Надо только правильно вложить средства, и тогда деньги сами начнут себя делать.
У Майлза крепкая боксерская шея, плавно переходящая в прочно укрепленную на плечах голову, которая, точно пушечное ядро, помогает ему протолкнуться сквозь толпу к стойке в баре или автомату-билетеру. Благодаря эрудиции мой старый однокашник способен говорить практически на любую тему. Он носит модные в деловых кругах полосатые рубашки с тесными воротничками, его небесно-голубые глаза горят, а крупное тело на аккуратных живеньких ногах пружинит с щенячьей энергией, которая так не вяжется с общим представлением о преуспевающем молодом финансисте-аналитике, неизменном обитателе лондонского Сити с приличными шестью цифрами в год. А еще Майлз безумно ревнив к чужим успехам, и ему во всем надо быть первым. Если вдруг (что случается крайне редко) он проигрывает мне в сквош, его лицо заливается пунцовым румянцем. «Фортуна к тебе сегодня не благосклонна», — подкалываю я его позднее, когда он уже успокоится и не горит желанием сломать мне шею. На это он отшучивается: «Жизнь — капризная девица». Ему приходится не просто быть не хуже соседей, он должен равняться на Голдсмитов, Брэнсонов и Соросов [11]. Я люблю Майлза за то, что он совсем не такой, как я. Мне нравится, что он не растрачивает попусту силы и всегда знает, что ему надо. Я тоже не жалуюсь на нехватку энергии. Вот только растрачиваю ее в пустоту, до пяти утра рассуждая о смысле жизни и флиртуя со всеми подряд представительницами противоположного пола.
Возьмем, к примеру, сквош: первый раз мы с Майлзом сыграли лет пять назад, только вернувшись в Лондон после университета. Я вчистую его разгромил, после чего Майлз месяца три отказывался со мной видеться: каждый раз у него было какое-то оправдание или уважительная причина. Но однажды он позвонил, назначил встречу и обыграл меня всухую. Я не набрал ни одного очка — поразительно. Значит, все это время мой друг тайно брал уроки. И только ради того, чтобы вернуться и взять реванш!
Сейчас у него сказочно экзотичная подружка, настоящий трофей с обманчиво обыкновенным именем Бет. Несмотря на все прелести, я ее недолюбливаю: в ней безошибочно угадывается холодная и бесстрастная стерва. Я даже не сомневаюсь — Майлз еще не раз пожалеет, что с ней связался. Однако пока они вместе.
Порой меня так и подмывает задать ей один вопрос: «Что тебя привлекает в нашем милом миллионере Майлзе?» Может, когда-нибудь я и осуществлю свою мечту, а сейчас не хватает смелости.
Знавал я таких.
Впрочем, на вечеринке я был неприятно удивлен — что поделаешь, противно расставаться с твердо сложившимся мнением о человеке. Оказывается, наша красотка посещала Кембридж и далеко не глупа.
Вначале мне показалось, что она в точности как подружка Клайва, Эмма, — паскуда, каких мало. (Не считайте меня женоненавистником: столь сильная неприязнь распространяется только на этих двоих. Просто я считаю, что, когда имеешь дело с врагом, всегда надо быть начеку.) Так вот Эмма — подруга Клайва. С достопочтенным мы были шапочно знакомы еще в школе и возобновили отношения, когда какими-то судьбами его забросило в «Орме, Одсток и Олифант». Продолжателю столь знатного рода не пристало работать в такой низкопробной отрасли, как реклама и связи с общественностью. Его отец, наследный сиделец палаты лордов, всегда хотел, чтобы сын стал военным, служил в Королевской гвардии или, на худой конец, остался управлять имением. И даже если бы наследник лорда Крэйгмура стоял за прилавком какого-нибудь уважаемого универмага, и то было бы не так стыдно. Но по прихоти фортуны Клайва занесло именно в «ООО». Мы, заливаясь краской стыда, вспомнили школьные годы, когда оба были прыщавыми и пердящими подростками-дрочилами, и скоро стали хорошими друзьями. Временами достопочтенный Клайв Спунер повергает меня в безмерное восхищение: он очень добродетельный человек в отличие от вашего покорного слуги.