Многие годы я сидел с ней на заднем дворе, глядя в телескоп на кучку крошечных белых точек на ночном небе. Она все рассказывала и рассказывала о созвездиях, и даже знала название каждого крошечного пятнышка.
Кто-нибудь еще знает все эти вещи? Кто-нибудь знает, что когда Лиззи спит, она должна быть покрыта одеялом с головы до ног? Или что она накалывает на вилку только один кусочек еды за раз со своей тарелки?
Я – все это знаю, но одновременно не узнаю ее теперь. Может быть, она больше не ест только красные желейные бобы и перешла на другие цвета.
– Земля вызывает Плаксу – говорит Лэнс.
– Не называй меня так, – отозвался я.
– Ты придешь послушать, как я играю завтра вечером? – спрашивает Девин.
– Да, конечно. Приду.
Только на следующий вечер я не иду смотреть на его игру. Я лежу в постели с головной болью, которая может сдвигать горы.
Меня убивает мигрень всех мигреней, и я закрываю глаза, желая, чтобы боль отступила.
Спустя время, решаю, если что-то и может успокоить эту боль, то только сексуальный голос Лиззи. Я звоню и жду, когда она возьмет трубку.
– Привет, солдат, – нежно говорит она.
И вот – головная боль отступает.
– Привет, – я вспоминаю ее маленькое розовое бикини и ложусь на кровать. – Чем занимаешься?
– Только что легла в постель. У меня завтра трудный день.
– О, да? – мой член дергается, от картинки, которая вырисовывается в голове – полуголая Лиззи лежит в постели. – Ну, очевидно, я должен спросить, что сейчас на тебе надето, – дразню я ее. Но я чертовски, серьезен.
Она смеется.
– Розовая майка и шорты со звездами.
Мой пульс учащается. Блядь. Зачем я спросил? Это, должно быть, сексуальнее, чем бикини.
Я меняю тему:
– Прости, что звоню так поздно.
– Все нормально. Ты в порядке? – спрашивает она.
Я присаживаюсь, снимаю футболку и откидываюсь назад, теперь на мне лишь боксеры.
– Да. Просто хотел услышать твой голос.
– Ну, я рада, что ты позвонил. Я весь день думала о тебе.
Я навострил уши, словно собака в период течки (мое тело реагирует таким же образом!).
– О, да? Почему это?
– Я думала о том вечере, о тех парнях. О том, каким ты был крутым.
Я улыбаюсь.
– Ничего особенного. В армии и не такому учили.
– Ты там когда-нибудь боялся? – ее голос понижается, и я представляю себе, как она лежит на кровати, ее непослушные волосы, рассыпавшиеся по подушке.
– Иногда. Однажды мы попали под удар, я действительно думал, что никогда не вернусь домой.
– Я так рада, что ты вернулся, – мягко говорит она. – Я бы сильно по тебе скучала.
Она меня возбуждает. Дело даже не в разговоре, а в ее сексуальном дыхании и голосе, именно они на меня так действуют.
– Почему? – я хочу подвести ее к тому, что она меня хочет, даже если знаю, что это не так. С ней – на другом конце провода, безопасно.
Храбрость – это то, что мне никогда не приходилось ставить под сомнение. Я без проблем мог ворваться во вражеский лагерь или влиться в сражение. Но сейчас я чувствую себя трусом, ждущим затаив дыхание; надеющимся, что Лиззи что-то скажет, что угодно, чтобы показать, что она меня хочет.
– Я скучаю по тому, как весело нам было вместе. Мне не хватало разговоров с тобой.
– Я уверен, что Большой Рыжик составлял тебе кампанию, – ревность ударяет меня под дых.
– О, пожалуйста. Это не так, – смеется она, и это самый сладкий звук, который я когда-либо слышал.
– Да, это верно. Только я помню, что тебя заводит, – я закрываю глаза вспоминая. – «В твоих губах волшебная сила», – цитирую Шекспира.
Она резко вдыхает.
– Я люблю Шекспира. И ты прав. Это меня заводит.
Мой член подпрыгивает, твердеет при ее словах.
– О, да? Ты сейчас заведена?
Она колеблется, прежде чем ответить:
– Я не могу сказать тебе этого.
Блядь. Так и есть, она возбуждена.
– Скажи мне. Просто двое друзей разговаривают о том, что их заводит.
– Ну, хорошо, твоя очередь. Что тебя заводит? Что разгорячает твою кровь? – спрашивает она.
Я провожу рукой по члену.
– Розовые бикини, – я делаю глубокий вдох. – «В моей душе как будто шла борьба, мешавшая мне спать», – цитирую еще одну строчку сонета Шекспира.
– Вот черт. Великолепная строка, – тишина заполняет линию, а затем: – Это правда? Ты с чем-то борешься?
Я раздумываю над тем, что сказал. В голове идет борьба. В сердце идет борьба. И в душе нет мира. Из-за желания, которое я испытываю к Лиззи, из-за каждодневного ада внутри головы, уменьшающимися надеждами на счастливую жизнь… да, я нахожусь в состоянии войны.