Удар. Удар. Она била со всей силы, вымещая на него всю свою злость, всю свою горечь и отчаяние. Липкий кошмар не хотел отпускать ее из своих лап, с каждой встряской напоминая ей события трехсотлетней давности. Она била его за себя, за ту обреченность, что она испытывает каждую ночь, видя этот сон, за те пролитые слезы и страдание, за то одиночество, навсегда поселившееся в ее сердце. Удар. Удар. Столько лет прошло с той ночи полной боли, унижения и отчаяния. Но пустота, поселившаяся в ней вместе с темнотой, не позволяли ей забыть. Удар. Рука дрогнула, а глаза наполнились слезами.
Удар. Ноги мужчины подкашивались под шквалом ударов. Он не старался себя сдерживать, вскрикивал и стонал до хрипоты в голосе. Захлебывался собственными слезами. Он был не глуп, он чувствовал, что она наказывает его не за сегодняшний день, она вымещает на нем свою боль и злобу. Ему хотелось развернуться и встряхнуть ее, но страх и чувство самосохранения приказывали стоять из последних сил и крепче обхватывать сырой ствол дерева.
Эмма видела, как ноги мужчины дрожат. Предательски темная часть души ехидно заметила, что ей было бы приятно увидеть, как этот несчастный упадет на колени и больше не сможет подняться, и шепнула на ушко свою безумную идею. Поддавшись наитию, девушка послушно замахнулась и прицелилась кнутом в больную ногу мужчины. Уже на полпути к поставленной цели, ее прошибло током осознания. Эмма едва успела остановить кнут, что упал ненужным жгутом кожи между ними. Стряхнув наваждение и давящую, негодующую темноту с плеч, она подошла к мужчине.
Он почувствовал, как его буквально отдирают от столба и без особых усилий куда-то толкают. Он плохо осознал, что произошло, но смутно догадывался, что Темная швырнула его сквозь стену. Затуманенным взглядом он отметил, что оказался в похожей камере, с одинокой жесткой кушеткой, на которой он сидел. В душе было ощущение пустоты и благодарности за то, что боль наконец-то прекратилась. Он думал, что, ступив на этот путь, он сделал правильный выбор, но сейчас сомнение разъедало его изнутри. Силы были не равны. Он бежал от войны, а попал в ту же войну, в закрытое помещение, сталкиваясь в нем лицом к лицу со своим противником и каждый раз проигрывая. Приложив огромные усилия, мужчина попытался прилечь на бок. Адская боль пронзила всю его спину, сковав позвоночник, сжимая легкие и выдавливая с хрипом весь воздух. Стараясь больше не тревожить изувеченную спину, хромой аккуратно перекатился на живот и забылся глубоким сном.
Так прошло трое суток. Румпельштильцхен был настолько физически вымотан, что практически проспал сутки в одной позе. Очнувшись, он не сразу понял, где находился, но картинки прошлого дня и пульсирующая боль в спине красноречиво напомнили ему о происшедшем. Прилипшие и засохшие лохмотья когда-то бывшей рубашки раздражали вспоротую кожу, не позволяя ранам затянуться и сковывая движения. Едва уловимое движение, судорожный вздох приводили к ощущению сходному со сдиранием кожи с живого человека. Румпельштильцхену оставалось неподвижно лежать на кушетке и ждать, когда Темная выпустит его из темницы, и тогда, возможно, ему удастся избавиться от этой тряпки. Уткнувшись лицом в деревянную поверхность кушетки, и уставившись стеклянным взглядом в стену, он прокручивал в голове события последних дней. Было много вопросов, и ужасно мало ответов. Он пытался зацепиться за что-то, что смогло привести его к ответам, но не мог. Мужчина чувствовал, что ходит вокруг множества ответов. Сопоставляя увиденное, аргументируя те или иные поступки, прикладывая все усилия к пониманию, но все равно не мог ухватиться за ниточку, ведущую к выходу из путаницы его мыслей, не мог точно объяснить поступки Темной. За мыслями он не заметил, как погрузился в беспокойный сон. На следующие сутки, предательски урчащий желудок напоминал о голоде, который не собирался мириться с обстоятельствами, в которые попал мужчина. В горле пересохло от жажды, и сухие губы пошли трещинами. Даже в таком замкнутом помещении ходили сквозняки, хромой попытался подтянуть к себе ноги, но движение раскрыло едва зажившие раны на ребрах. Помещение наполнилось едва уловимым запахом крови, стекавшей из потревоженных ран. Что-то рыкнуло и отчаянно стало скрестись в стену, что прилегала к его кушетке. Этот бы факт испугал мужчину, будь он в нормальном состоянии, но ослабленный организм требовал покоя и сна.
Он очнулся от стука собственных зубов, его знобило, на лбу проступил холодный пот. Тошнота от недостатка еды подкатывала к горлу, а потрескавшиеся губы были покрыты засохшей корочкой крови. Животное рычание, глухие удары о стену, скрежет чего-то о стены, лязг металлических цепей ему казался лишь уловкой воображения уносящей за грань беспамятства. Не отдавая себе отчета, он с трудом, все еще дрожа, прижался к каменной стене, от которой веяло теплом. Камни были прогреты, но совершенно не спасали от озноба. Сон утянул мужчину за собой.
Из забытья его вырвал громкий хлопок раскрывшейся и едва не слетевшей с петель двери. Остальное он помнил фрагментами. Помнил, как впервые увидел испуганную Эмму, глаза которой выражали настоящий ужас и панику. Какое-то обеспокоенное бормотание, убаюкивающе действующее на него и утягивающее обратно в сон. Болезненный удар по щеке и что-то холодное прислоненное к губам. С трудом повинуясь, и приоткрыв губы, ощутил прохладную воду, полившуюся в пересушенный рот и стекающую струйками по подбородку. Он слышал звуки, будто между ним и миром была воздушная прослойка, все отдавалось эхом, и было приглушенно. Помещение поплыло перед глазами, снова крик и удар по щеке, вырвавший его из темноты. Он с трудом разлепил глаза и к губам грубо прислонили что-то еще, а пальцем, надавив на подбородок, заставили открыть рот. Это была не вода. Вязкая жидкость с травяным привкусом горечи, обволакивая, стекала по горлу. Достигнув своей цели, он почувствовал, как по телу разливается спасительное тепло, становясь жгучим в районе сердца и унимая дрожь в теле. Стало легче дышать, Румпельштильцхен почувствовал, словно в него вдохнули жизнь. Тело наполнялось энергией и силой, озноб пропадал, а взгляд становился более осмысленным.
В тот вечер Эмма стегала мужчину со всей злобой и ненавистью, что хранило ее черное израненное сердце. В последний момент ее словно кто-то одернул, заставил взглянуть на все другими глазами, увидеть несчастного человека, едва стоящего на ногах и истекающего кровью. Швырнув его в соседнюю комнату, девушка исчезла в фиолетовой дымке. Два долгих дня она скиталась по далеким землям, заключая сделки и взимая непомерно великую плату. Отдохнув, набравшись сил и энергии, что была заключена в свежем морском воздухе, солнечных лучах и запахе хвои, она вернулась в замок. В голове была какая-то подозрительная легкость, на душе спокойствие и ничто не тяготило душу.
На третий день Эмма решила посетить главный зал и подкрепиться чем-то вкусненьким. Она нахмурилась, когда после ее появления хромой не вошел в зал. Мужчина никогда не заставлял себя ждать и старался поскорее появляться в поле ее зрения. Тишина насторожила Темную, позвав мужчину, имя раскатным эхом прокатилось по помещению, но ничего не изменилось. Она была уверена, что раны уже зажили, и он должен был уже вполне сносно передвигаться по помещению. Только если... Подскочив, как ошпаренная, и опрокинув кресло, девушка появилась в темнице напротив металлической двери. Ни теряя, ни минуты она с грохотом распахнула ее. На кушетке лежал тело, мало похожее на то, что когда-то было ее прислугой. Его била крупная дрожь, и он отчаянно прижимался к стене, спина была в засохших кровяных тряпках, опухшая, на боку была видна свежая кровь. Такого ужаса она не испытывала давно. Эмма банально забыла, что в порыве злости просто швырнула пленника в соседнюю комнату и, оставив его без еды и воды, забыла выпустить на следующий день. В один удар сердца она подскочила к мужчине и прикоснулась к его мокрому и пылающему лбу, он весь горел... Он был тяжелым для нее, чтобы поднять, а его бессознательное состояние только ухудшало ситуацию, поэтому, не раздумывая, она отвесила ему громкую пощечину.