При нем я не решаюсь убрать ногу и вытереть след от его мерзких губ, боюсь последствий, но когда он уходит, сразу же бегу в ванную комнату и тщательно отмываю то место. Не хочу даже дышать рядом с ним, а про близкий контакт вообще молчу. Если приблизится, то убью его или себя, обещаю. Найду способ, он всегда есть, стоит только хорошенько подумать.
В этот день ко мне больше никто не приходил. Принять душ я не решилась, побоялась того, что Никита не сдержится и придёт, хотя лёжа на кровати, пусть и в одежде, я его вряд ли смогла бы остановить. Но так казалось безопаснее. Я свернулась в позе эмбриона и лежала с открытыми глазами, не в силах заставить себя уснуть. Ночь, как назло, тянулась очень медленно, и я не знала, радоваться этому или горевать. С одной стороны хотелось увидеть новый день, ведь с ним могла прийти новая надежда, а с другой стороны, я боялась того, что тот самый новый день мне сулил. Исходя из угроз урода, ничего хорошего. Я так и валялась, съедая свой мозг навязчивыми мыслями.
Под утро я все-таки вырубилась. Кристина разбудила меня грубыми точками в бок и велела готовиться к вылету. Я не удержалась и съязвила:
— Один момент, только вещи соберу, — и толкая её в спину, выгнала из комнаты.
Ещё не хватало терпеть издевательства от бывшей подруги, не позволю! Она что-то там пропищала, но в итоге убралась с глаз моих. После её ухода меня снова окатило ледяным холодом плохого предчувствия. Точно что-то случится, боже.
Всю дорогу мы ехали молча, казалось, даже Никита нервничал из-за перелёта, только Кристина болтала без умолку, этой дуре все было по барабану. Из её бестолковой болтовни я все же смогла кое-что узнать. В общем, полетим мы на частном джете, не одни, вместе с нами куча народа из личной охраны мерзавца, то есть сбежать точно не удастся. Плохо, очень плохо. По дороге выбраться опять не удаётся, машина закрыта на всевозможные замки. Пытаюсь заговорить с ним, может хоть как-то достучаться до логики, но её нет, вообще ничего, мужчина за рулем даже не сильно похож на того монстра, которым был раньше, он изменился, стал более сумасшедшим. От этого становится ещё страшнее, психи способны на все.
Дальше все как в тумане. Страх лавиной обрушивается на меня, мой мозг, в своей защитной реакции, отключается, я ничего не соображаю. Прихожу в себя только тогда, когда мы поднимаемся по трапу. Это конец, у меня не вышло, не получилось! В Москве у него точно все схвачено, там уже нет никаких шансов. Сердце падает в пятки, дыхание учащается и мне кажется, будто я теряю сознание, но чьи-то руки подхватывают меня, крепко прижимают к горячему телу, а к виску прижимается холодный металл.
— Все ушли, быстро! — Орёт голос возле уха, и я морщусь от громкого звука, — иначе она умрёт, ну!
Мозг вдруг принял решение включиться, ох, лучше бы я упала в обморок и ничего такого не видела. Рядом со мной стоял Никита, он держал возле моей головы небольшой пистолет, а напротив стояли оперативники, под ногами которых лежали скрученные люди моего мужа. Что происходит? Страх меняется шоком, шок страхом за свою жизнь и так по кругу.
Знаете, когда я видела в боевиках, как человека держали вот так в заложниках, всегда думала, почему он не может нагнуться в бок или вперёд, чтобы полицейский мог попасть в преступника? Теперь понимала почему. Меня настолько парализовало страхом, что я даже дышать боялась. Никита же был загнан в угол, в самолёте полиция, внизу тоже, он стоял вместе со мной у входа и ещё пытался что-то изменить. Я понимала лишь одно, сейчас ему нечего терять и ему ничего не стоит нажать на курок, отнять мою жизнь и, тем самым, привести свою месть в исполнение. Боялась думать об этом, но не могла ничего с собой поделать.
— Дайте нам улететь, иначе она умрёт!
Он продолжал кричать и для общей убедительности сильнее тыкал дулом мне в висок. Полицейские оказались турками, они ни черта не понимали из его слов и пытались говорить с ним на турецком, который, в свою очередь, не понимал он. Долго такой диалог не продлится. Я чувствовала, как тот монстр, державший меня сейчас в заложниках, теряет последнее терпение.
Что делать?! Что делать, блин?!
Салон самолёта наполнился оглушающими криками. Свой я слышала, как будто издалека, словно смотрела на происходящие не в реальности, а с экрана телевизора, как в кино. И я отчётливо видела, что у жертвы в моем лице, не остаётся шансов на выживание. Преступник вот-вот нажмёт на курок.
В эту самую секунду я осознала, что жить мне хотелось намного больше, чем я себе до этого момента предполагала. Отбросив страх, я резко наклонилась вперёд, и в этот самый момент в салоне самолета прогремел выстрел.
Эпилог
Гул множества голосов с неразборчивой речью, крики о помощи, выстрелы, все смешалось в одно сплошное месиво. Я не чувствовала ничего, не соображала ничего и сквозь пелену, застилающую глаза, видела только его. Лицо Али являлось для меня ориентиром в реальном мире, его тёмный взгляд, в котором отчётливо бушевало беспокойство, тянул за собой, не давая потеряться в небытие. Я хотела ощущать только его прикосновения, видеть лишь его губы, но взгляд сам собой падал на безжизненное тело того урода, которого я много раз мечтала собственноручно придушить во сне. Я не хотела смотреть, но упивалась этим зрелищем. Каюсь. Смотрю ещё и ещё, пока мертвец вдруг не подскакивает и не хватает меня за руку…
— Неееет!!! — Вскакиваю в постели и ладонью стираю со лба липкий пот. Волосы и сорочка промокли и противно липли к коже, надо бы сходить в душ.
— Опять тот же кошмар? — Али спросонья вглядывается в моё лицо, потом за плечи притягивает к себе, аккуратно укладывая меня на свою грудь, — это всего лишь сон, тебе больше не о чем переживать, — крепко обнимет и ласково перебирает мои спутанные волосы, — он мёртв, Настя, ты в безопасности. — Знаю, — бормочу себе под нос, крепче прижимаясь к горячему телу, — но тот день напрочь засел в моей памяти, ничего не могу с собой поделать.
— Всё пройдёт, — целует в лоб и я заметно расслабляюсь.
— Прошло две недели с тех пор, а я ни разу не говорила о том дне, — он чувствует моё волнение и сжимает крепче, — если бы не твой брат с его компроматом на мужа, если бы не ты с твоим упрямством в отношении меня и моего брака, если бы не тот свидетель и своевременная работа полиции, кто знает, где бы я сейчас была и…
— Не продолжай, — Али тормозит мой поток слов нежным поцелуем, — все случилось так, как и должно было.
— Не скажи, — отстраняюсь, — если бы ты не появился в моей жизни, я ни за что не узнала бы правды. Скорее всего, так и жила в золотой клетке рядом с убийцей моих родителей. Ты расставил все по полочкам в моей жизни, да и мою жизнь изменил в корне, — прижимаюсь всем телом и целую своим самым страстным поцелуем, — я очень люблю тебя Али, правда.
— Я думаю я люблю тебя сильнее, Настя.: Полгода спустя:
— Невхаят, дочка, все ли готово к Ифтару*? — Женщина ласково улыбнулась, поглядывая в сторону столовой.
— Да, я уточнила на кухне и попросила начинать накрывать на стол.
— Али, сынок, твоя жена стала настоящей мусульманкой, — женщина грациозно подошла к мужчине, только что вошедшему в дом, и ласково чмокнула в щеку, он поцеловал её руку и вместе они направились в мою сторону, — кажется, она скоро нас переплюнет по части знания всех традиций, — женщина лукаво мне подмигнула и широко улыбнулась своему сыну.
— Моя жена идеальна во всем, — он поцеловал меня в лоб и все моё тело покрылось приятными мурашками, даже малыш в животе зашевелился, — правда же, моя смелая львица?
— Только если ты рядом. Стоя в центре столовой, я с удовольствием наблюдала со стороны за беготней вокруг стола, за людьми, ставшими мне родными в столь короткий срок, за домом, в котором началась моя новая жизнь. Я чувствовала себя на своём месте, в своей семье. Шмыгала носом и вытирала противную влагу со щёк. Это гормоны или я действительно безумно счастлива?
*Ифтар — вечерний приём пищи у мусульман во время исламского месяца Рамадан.