Так будет лучше.
Мужчина откачивает его, чуть ли не проламывая рёбра, и шипит злобное «Слишком рано, мы ещё даже не начали». Чимину не хочется ничего начинать, у него в горле ком стоит, а грудная клетка болит невыносимо просто.
— Офицер Чон совершил большую ошибку, отправляя тебя сюда, — шипит мужчина, поднимаясь на ноги и отпивая из бутылки рядом соджу. — Он же не обещал, что ты не сдохнешь? Потому что сдохнешь, — усмехается и холодное горлышко к губам Чимина подносит, засовывая почти в глотку и выливая содержимое.
Чимин давится, соджу ему через нос уже идёт, когда бутылка покидает его рот. Он поворачивает голову набок, избавляясь от остатков обжигающей жидкости, и хрипит почти неслышно.
— Так нечестно, ты выплюнул, — протягивает мужчина насмешливо, и Чимин мутный взгляд на него переводит, чувствуя, что уже медленно умирает.
«Клиент неудовлетворён» у него поперёк горла становится, когда мужчина за волосы поднимает его и снова бутылку к губам прикладывает, вынуждая глотать. У Чимина взгляд расфокусировано направлен в никуда, соджу по подбородку стекает вниз, потому что принимать эту гадость внутрь он больше не может. Пустая бутылка летит куда-то, разбиваясь о стену или пол.
— У меня и закуска имеется, — слышит Чимин сквозь пелену и шум в ушах. — Твоя любимая, — прямо над ухом, а он даже взгляд не в силах перевести, хотя слышит какую-то возню за спиной. — Давай поиграем в игру, правила которой до ужаса просты, — он не реагирует совершенно никак. — Сколько сможешь сожрать, столько ты и стоишь, — перед его лицом неопределённая сумма денег возникает, и у него глаза закатываться начинают. — Ты же у нас элитный, должен съесть больше тех дешевок. О, неужели офицер Чон не рассказал тебе об этом?
Чимина трясёт, словно в лихорадке. Рук своих он уже не чувствует. Горло неприятно саднит. Глаза закрываются. Когда чужие руки разжимают челюсти, проталкивая в рот несколько купюр, его начинает тошнить очень сильно, и он почти сразу же выплёвывает деньги по пол, падая рядом.
Просто признай.
— Ты гораздо дешевле, чем кажешься.
И Чимину всё равно.
Он оседает на пол после неожиданно сильного удара, пошевелиться не находя сил. Он парализован, кажется, разве что дышать получается… и то — с перебоями. По телу мурашки бегут, что-то холодное касается его шеи и ведёт неровную дорожку вниз, к ключицам. Он щекой в холодный пол врезается, прижимается к нему, вжимается. Скребёт короткими ногтями цемент, ломая их и сдирая подушечки пальцев в кровь, почти не чувствуя боли.
— Ничтожество, — пиная в живот ногой. — Ты никому не нужен, — ещё раз. — Твоё молчание начинает раздражать, — шипит, приподнимая за волосы и замечая, как из его рта течёт маленькая струйка алой крови. — Отвечай мне, сука, — ударяет в скулу, вынуждая лицо непроизвольно дёрнуться в сторону. — Или я тебе язык вырежу сейчас, и ты никогда в жизни больше не заговоришь, — смеётся, когда Чимин дёргается в сторону при виде лезвия ножа. — Вот так, — шепчет, не позволяя уворачиваться. — Зачем он тебе, если ты им ничего не делаешь?
У Чимина на дне зрачков страх плещется, и он плечом выбивает нож из рук мужчины, за что сразу же на пол валится от сильного удара. Он во рту чувствует металлический привкус крови и спешно сплёвывает её.
— Ты должен знать своё место, — голос за спиной становится злее.
Чимин знает своё место очень хорошо, поэтому уверен, что оно явно не здесь. Он слышит, как что-то падает на пол, звякнув, оборачивается на шум и понимает, что это был ремень. Он руками бесполезно елозит по полу, пытаясь нащупать хоть что-нибудь, чтобы выжить. Ничего не попадается. Мужчина надвигается на него, поднимая на ходу брошенный ремень, и затягивает его у Чимина на шее слишком сильно, но не обращает на бессильные хрипы никакого внимания.
— Место собаки — у ног хозяина, место шлюхи — в его постели, твоё место — в земле, — чеканит каждое слово. — Ты даже для шлюхи слишком плох.
Чимин ногами пинает его, заставляя упасть на спину и поворачивается на живот, медленно отползая. Мужчина быстро ретируется, кидаясь к нему и натягивая ремень так, что Чимину кажется, что он слышит хруст собственной шеи.
Или не кажется.
— Сука! — шипит мужчина, наваливаясь сверху и прижимая к холодному цементу щекой. — Мне надоело.
Он поднимает нож с пола, подносит его к шее замершего в ужасе Чимина и не без удовольствия проводит по ней, пока не нажимая. Холодное лезвие заставляет толпы мурашек бегать по телу, а сердце — сбиваться с нужного ритма. Когда оно проникает под кожу глубже, оставляя небольшой надрез, из которого сразу же начинает течь кровь, Чимин обмякает, чувствуя, как горячая жидкость медленно стекает вниз по шее. Мужчина смеётся, отпуская его только для того, чтобы через минуту придавить собой к грязному матрасу и начать снимать почти полностью расстёгнутую рубашку.
— А может, ты не так уже и плох, — усмехается, позволяя своим рукам исследовать чужое тело.
Чимин морщится, уворачивается, не позволяет прикасаться к себе, пока не теряет сознание от сильного удара головой о пол позади, погружаясь в спасительную темноту…
Ты тоже человек, а людям не позволено причинять боль другим людям.
Приходит в себя он уже в больнице, где свет неприятно слепит глаза, заставляя щуриться. Рядом сидит Тэхён, облокотившись на спинку стула, и спит. Чимин пытается улыбнуться, но не может — всё лицо до ужаса болит. Через несколько минут в палату заходит Чонгук, и он взгляд в сторону отводит. «Неужели офицер Чон не рассказал тебе об этом?» — ненавистный голос в сознание проникает, заставляя тело бить мелкому ознобу, а разбитые в кровь губы — дрожать.
— Ты пришел в себя, — выдыхает Чонгук неловко, стараясь не смотреть на него. — Врач сказал, что всё будет в порядке. На самом деле, Чимин, я пришёл извиниться перед тобой за… — запинается, не зная, как продолжить, — это, — шумно сглатывает ком из чувства вины. — Я не хотел, чтобы так вышло, — искренне. — Я не должен был заставлять тебя делать все эти, — шумно выдыхает, прежде чем продолжить, — неприятные вещи.
«Неприятные вещи» у Чимина в висках повышенным давлением отдаются, шумят в ушах пульсирующей кровью, на кончике языка внезапной горечью оседают. Он глаза закрывает, шумно сглатывая собравшуюся вязкую слюну, с трудом проталкивая её в саднящее горло, и сбившееся дыхание восстановить пытается безуспешно, когда голос Чонгука проникает в сознание острыми иголками.
— Тэхён помог нам найти тот подвал, — говорит он спустя пару секунд, бросая непонятный взгляд на всё ещё спящего. — Потому что знал планировку здания гораздо лучше нас.
«Если с ним что-то случится, я сам из тебя труп сделаю. Потому что… ты хоть понимаешь, что он даже на помощь позвать не способен? Ты не знаешь, как долго он бежал от этого, а я знаю. Потому что я каждый чёртов день наблюдал это», — вспоминает он слова Тэхёна, когда тот пришёл выспрашивать о Чимине и узнал о том, что происходит. У них такая крепкая дружба, что Чонгуку даже на самую малость стало завистно.
— Спасибо тебе за то, что смогли посадить его за решетку, — выдыхает Чон почти неслышно. — И… мне правда жаль.
Чимин только поворачивает голову, дышит тяжело, в свои перебинтованные запястья взглядом упираясь. Он чувствует в его словах искренность и хочет поверить, но это больно. Слишком больно. Разменивать чужие жизни на собственные амбиции. Как это делал он. И как это сделали с ним.
Зато теперь он знает, как себя чувствовала она.
И ему это осознание в сердце врезается и болит.
Даже если это такие мрази, как ты, Чимин.
Теперь они квиты.