Он, стараясь не вставать во весь рост, подобрал несколько ломаных веток - видимо, оставшихся после того, как маскировали выкопанную землю другие бойцы, - бросил их на бруствер.
- Тёзка...
- Чего тебе? - недовольно отозвался длинный.
- Людей на дороге почти нет. Скорее всего, немцы близко.
- Да всё равно, - зло отозвался Павлуха. - Тут их и встретим... Там на другом фланге сорокопятка есть, так что... так что ещё повоюем... внучек.
Пашка даже не обиделся. Одно было хреново - воевать придётся одному лишь Павлухе. Потому что пиленая "трёха" к бою непригодна.
А кстати... почему бы и нет?
- Слушай, ты у пулемёта... Дай твою винтовку.
- Тебе зачем, у тебя своя есть, - не удивившись и не возмутившись, сказал длинный, надевая каску.
- Смотри, - и Пашка показал ему вынутый затвор с ополовиненными упорами на личине. - У меня учебная, не было других. А у тебя - нормальная.
Только бы не посмотрел мою винтовку. Только бы не посмотрел... Сейчас, днём, увидит, что она чёрт знает на что похожа...
- Бардак у вас, а ещё ленинградцы, - философски отнёсся Павлуха. - Не надо тебе сейчас винтовки. Позицию демаскируешь... Лучше набивай мне пустые диски. Патроны хоть есть?
- Нет, - честно признался Пашка.
- Вот зараза... Держи, - длинный, чуть перекатившись на бок, выудил откуда-то из кармана бриджей четыре снаряжённые обоймы. Привстав, вытащил из подсумка ещё три. - Как же ты Родину защищать собирался...
- Спасибо, - с чувством сказал Пашка. Сейчас, несмотря на неприязнь, он готов был расцеловать тёзку - наконец-то пропало ощущение собственной бесполезности.
Как защищать... Не готов был я её защищать, подумал он. А сейчас - придётся.
Но вслух ничего не сказал.
А что такое - родина?
Понятие вдруг внезапно сжалось до этого моста через незнамо какую реку. Моста, который надо удержать любой ценой. До людей, бредущих по дороге. До того пацанёнка с мамой, которая разлила дерущихся водой, словно собак. До нескладного мужика в белой кепке. До...
До той девчонки, так и лежащей в канаве. И до десятков других - у которых, может быть, благодаря этому вот получасу появится шанс дожить до победы... или хотя бы до завтра.
- Тихо! Идут, - прошелестело по цепи слева направо.
Сколько тут бойцов? Наверное, десятка три, вряд ли больше - скорее всего, неизвестный капитан, сгинувший вместе с диверсантами, просто сумел организовать отступавших. И хорошо, что вместо него остался этот мальчишка-артиллерист, который прекрасно понимает, что на кону. Вот они, бойцы, лежат цепью - молодые и не очень, здоровые и перебинтованные, уставшие и запылённые, но готовые хоть на полчаса - но задержать врага.
Мотоциклист, лёгкий танк, за ним - два "ханомага", и вряд ли пустые - с пехотой, уж точно. Больше похоже на передовой дозор, а не на основные силы. Ну да, основные силы скорее всего прут по главному шоссе на те самые Столбцы. А эти идут уверенно - наверняка отлично знают, что перед ними прошли диверсанты и особого сопротивления быть не должно.
- Огонь не открывать!
Да понятно, нужно подпустить ближе... И первый выстрел должен быть за пушкой. Танк - обычная "двушка", в танковом бою не самый серьёзный противник, но даже Пашка отлично понимал - у пехоты шансов против него нет совершенно. Никаких. Даже неизвестно, есть ли у кого-то гранаты! И два БТРа - на каждом по пулемёту, а то и по два. А сколько солдат сидит в этих стальных полугусеничных гробах?
Артиллеристы, давайте, родимые... вся надежда на вас. Только не подгадьте... пожалуйста, иначе мы все тут ляжем - и очень быстро.
Он видел, как стиснул Павлуха ладонь на ложе "дегтяря". Из-под каски ползёт по виску капелька пота...
Как же это напомнило ТО ожидание! То самое, которое было... вчера? Или в прошлой жизни, миллионы лет назад?
Хорошо слышен звук моторов. Вдруг он изменился, мотоцикл тормознул, фашист на нём поднял руку...
И в этот момент грохнуло орудие - где-то далеко слева, на другом фланге.
Странный звон, взрыв - и танк, дёрнувшись, встал.
- Огонь!
Цепь взорвалась трескотнёй выстрелов. Мотоциклист повалился со своего двухколёсного коня, головной БТР, взревев мотором, вывернул на поле, ухнул капотом в кювет, тут же, высоко задрав срезанный нос, выскочил на поле, развернувшись гробообразным бортом. Пашка сквозь траву видел, как из железного нутра посыпались через откинутые дверцы солдаты в серо-зелёных мундирах.
Заговорил Павлухин пулемёт. Кто-то из выскочивших свалился, зацвиркали пули по скошенному боку БТРа, уходя рикошетами вверх и вниз.
Медленно поползла в сторону башня остановившегося танка. С сухим, гулким грохотом тонкая длинная пушка дала очередь снарядов на пять. Авиационный автомат!
И - снова выстрел пушки с фланга. Пашка еле сдержался, чтобы не заорать "Ура!" - башня танка дрогнула и замерла, из-под неё вырвались языки пламени, заклубился густой дым.
Цвирк... цвирк...
Над головой свистнуло, слетела вниз сбитая ветка. Пашка видел, как боец слева дёрнулся и замер, уткнувшись в раскопанную землю. Выпустил очередную трель ДП.
Парень скорчился за насыпью, которая сейчас показалась низенькой, несерьёзной, почти прозрачной. Над срезом брони БТРа словно замигал приветливый огонёк, и над головами, кажется, буквально на расстоянии ладони, разразился ад. Пули секли деревья, вышибали фонтаны земли, щепки и пыль летели тучами. Одного из бойцов, приподнявшегося для выстрела, аж отбросило назад, развернув.
- Диск! - просипел Павлуха.
Пашка вытащил из короба чёрный блин, протянул, схватил пустой - горячий, аж руку обожгло. Переснарядить? Так, это делать приходилось, в клубе был "дёготь"... Перевернуть, вжать пальцем подаватель, провернуть внешний блин... Вот они, гнёзда... Блин, какой же он тугой...
Ещё одна очередь фашистского "эмгача" - протяжная, патронов не жалеют... Стон, ещё один выстрел пушки... Колотит над ухом Павлухин пулемёт... Пальцы уже в крови - с непривычки, хочется стать маленьким и незаметным, в траншею, глубокую, уютную... но траншеи нет - только этот вшивый бруствер.
Что это, дым? Дым! Ветер от реки - значит, мост жгут! Жгут! Успевают! Ребята, ребятки, дорогие мои - мы успели... успели. Это всё было не зря...
- Диск! - и, едва защёлкнув чёрный блин, Павлуха дёргается, с лица его мгновенно словно исчезают все краски - будто губкой стёрли. Мгновенно ставшие бескровными губы шевелятся, правая рука судорожно скребёт по левому карману гимнастёрки. В уголке рта - кровь...
- Тихо, тихо, братан! Лежи, тихо, спокойно, - Пашка рывком подлез поближе, схватил длинного за руку. - Тихо, лежи, я... сам.
- Передай, - еле слышно просипел Павлуха. Что там у него? Пуговицу расстёгивать некогда, долой её... Книжечка, тоненькая совсем, в ней вложена какая-то бумажка. Комсомольский билет? Не глядя, Пашка сунул её себе в нагрудный карман - застёгивать некогда. Успел мельком увидеть умиротворение на лице длинного - но уже не до этого, рвануть затвор, досылая новый патрон...
Рука легла на ложе, втискивая пулемёт в плечо. Палец надавил спуск...
Отдача ударила Пашку так, словно "дегтярь" был бешеной лошадью. Очередь с непривычки ушла куда-то в небо - ладно хоть, парень успел сразу убрать палец со спуска. Врёшь, зараза, сейчас... приноровившись, Пашка плавно потянул спуск, довернув ствол туда, где на секунду, на полсекунды появлялись в высокой траве ненавистные серо-зелёные фигуры.