Выяснилось, что я совершенно зря боялся описаний разврата с пламенным: на многие месяцы заметки Лисиэль стали редки и коротки. Она писала об укрепляющемся поселении и очищенных территориях. Была большая запись о том, как из леса на них напала “стая омерзительных тварей” и убила двух людей и семь комочков, как все рыдали на похоронах. “Выводков Тьмы становится все больше, словно мои слабые слуги не в силах удержать в себе чуждую магию. И более не властны они над тем, рожать им или не рожать, — тревожилась Лисиэль. — Когда мы собираемся на молитву в бывшем парадном зале, то дети наши темным шевелящимся ковром покрывают весь пол и скачут по стенам. И среди них носятся бесхвостые ярко-белые шары, во всем похожие на обычных пламенных, лишь Пламя их холоднее льда. В сердце моем не угасает надежда, что все они переродятся в людей, как перерождаются и пламенные”.
Руны Лисиэль потеряли изящную затейливость, но стали более емкими, свидетельствуя о возрастающей Силе. И о пламенном лорде она упоминала удивительно скупо.
— Неужели не сложилась любовь. А какие сильные дети были бы, — грустно вздохнул Инссар. Он очнулся от Никрамовской анестезии почти сразу и теперь читал дневник прародительницы с нами.
— Может, наоборот! Не желает разменять разгорающуюся любовь на слова! — воскликнула Тиона.
“Огонь моей любви жарче солнца, — написала Лисиэль через год, — полыхает она страшнее лесного пожара, и никогда не греет она, но сжигает дотла каждый день и каждую ночь”. А еще через пару дней: “дети Таэгреда получились такими же большими и сильными, как и мои первые, и среди них три ледяных пламенных и один темный шар. Пламенные скакали по моим плечам, как будто кусаясь, а темный ластился к ладоням, когда вошел ко мне Таэгред. И я посмотрела на него с тревогой — не питал ли он тайной надежды, что они не будут тронуты Тьмой?
Но он улыбался и обнимал меня, подставляя руки нашим кусачим детям и гладя темный шарик.
— Мечта моя исполнилась и отныне ты полностью принадлежишь мне, невзирая на все законы рода, — сказал он, и жаркий огонь страсти полыхнул в его глазах и сердце мое оплавилось. — Я счастлив, владычица души моей, и не прошу у богов счастья большего”.
Дело было в том, что они так и не стали супругами: Лисиэль, естественно, не могла покинуть свой род, а пламенный лорд — свой, так как, являясь главным защитником поселения, не мог себе позволить утратить часть сил.
Еще через год они достроили форт и закончили первый периметр по границе очищенной земли, и их дети, почувствовав безопасность, начали, наконец, вылупляться. Стадия вылупков у темных поразила Лисиэль в самую душу.
“Они похожи на людей, но покрыты мягкой шерстью с головы до ног. И шерсть это уже не темная, а чаще всего светло-золотистая, наверное, такими были бы их волосы, если бы Тьма не исказила их. От этой мысли на глазах моих закипают слезы, и я прячусь в часовне, пытаясь совладать с постыдной слабостью. Но они все такие же милые, как были и шариками, и их забавные черные хвостики остались при них. На пальчиках у них растут черные коготки, а их клычки острее и больше, чем у пламенных. И только на личиках их не растет шерсть, они чистые, нежные и глазастые, как у обычных человеческих детей. Как хорошо, что мы покинули людей, и никто не сможет обидеть наших малышей за то, что они другие.
Все темные перерождаются в искаженных магов Жизни, но большинство из них мальчики. Может, это и к лучшему, что девочек так мало, думаю я, а то когда-нибудь темные шарики заполонили бы весь мир…”
Скоро начали вылупляться и хаоситы, и Лисиэль ужасно радовалась, что они сразу становились детьми, минуя стадию вылупков. “Ледяные пламенные с легкостью могли бы жить среди людей и, наверное, став взрослыми, они вернутся из изгнания”.
— Вот еще! — сказал Никрам с возмущением.
“Сначала я беспокоилась, что будет, когда все наши дети переродятся, хватит ли нам еды? Ведь более не могли они питаться чистой Тьмой… Но, слава богам, они хоть и оказались дивно прожорливыми, но были так же трудолюбивы, как истинные маги Жизни. Целыми стайками ходили они за своими родителями и копошились своими маленькими ручками в огородах и садах. И неутомимо ухаживали за птицами и кроликами. Однако Тьма повлияла на их характер: были они драчливы, царапучи и кусачи, как ее истинные дети. И обожали они гоняться за пауками, отламывать им лапки и грызть их — поистине, леденящее кровь зрелище, многие из моих слуг падали в обморок, застав его. Только пламенных наших стражей оно неизменно веселило. Ледяные малыши пламенные, кстати, ничем не отличались от своих отцов: к мирному труду они не проявляли никакого интереса и усердия, предпочитая драться, строить крепости и сбегать за своими отцами в лес, на охоту”.
На этом месте Тиона с Инссаром захихикали, глядя на нас.
— Фигня какая, — сказал я. — Хаоситы очень трудолюбивы, просто у нас деятельность другая!
— Да-да, конечно, ты как всегда прав, Дейнар, — хмыкнула Тиона, и я покосился на нее с подозрением.
В связи с повальным вылуплением в поселение пришли трудные времена — стало катастрофически не хватать места в домах и огородах, и надо было расширяться. А с расширением территории перестало хватать пламенных на ее защиту. И Таэгред в сопровождении всего двух человек уехал за новыми наемниками. Собирался он привести не только пламенных, но и “пострадавших от Тьмы несчастных, которым было не место среди людей”. Лисиэль очень волновалась о них и о “бедных, обреченных на смерть комочках Тьмы. Ведь никто не знает, что они преображаются в таких прелестно пушистых созданий!”
По прошествии нескольких недель Лисиэль со стражами выехала для встречи в уговоренном месте. И там, обнаружив караван изгнанников и большой отряд наемников во главе с Таэгредом, толкнула перед ними зажигательную речь о новом прекрасном мире. “Рассказала я им и о плодородных землях, и о богатых охотничьих угодьях, и о селении, где им и их детям будут так рады, и том, какими милыми станут их несчастные крошки, и о том, сколько опасных тварей водится там, и как нужна людям защита отважных воинов. И вновь засияли надеждой лица изгнанников — как когда-то давно. А сердца пламенных воинов, и без того склоняющиеся к защите стольких потерянных магов Жизни, загорелись сознанием священного долга”. Несколько пламенных наемников все же ушли, но зато остальные “поклялись в верности”. Таким образом, обзаведясь новыми слугами и стражами, благородная парочка помчалась “в родное селение, тревожась о своих, оставшихся без присмотра людях”.
— Как-то странно, зачем она приезжала, неужели только для того, чтобы поговорить? — удивился Эйлах. — Если бы пламенные поклялись в верности лорду, клятва бы распространилась потом и на владычицу.
— Это же наемники, с чего им клясться, — отозвался я. — А Лисиэль стала магом разума и явно научилась пробуждать лучшее в душах людей. Это явно план! Таэгред приводит к ней народ, она очаровывает высокой целью, и у них появляются преданные подданные.
— Кто такие маги разума? — нахмурилась Тиона.
— Терминальная стадия развития мага жизни, — сообщил я со значением. — Владыки души и разума!
— Жаль, у нас нет таких! — возбудилась малявка, явно воображая себя на месте такой владычицы.
— А мне не жаль, — отрезал Никрам. — Лучшее или худшее кроется там, но над своей душой властен только я.
— Тэргон говорил, что сильными магами они управлять не могут, только если совсем сломать.
— Даже благородных пламенных могут сломать? — прищурился Никрам.
Я пожал плечами:
— Мы не говорили о подробностях.
Вернувшись домой, Лисиэль застала на площади горячую дискуссию о сути детей Тьмы. Нрав темных вылупков начинал ужасно портиться — судя по всему, для многих из них надвигалось время линьки и превращения в нимф. И такое злонравие ничуть не тревожило пламенных, справляющихся с ним самым проверенным способом — подзатыльниками. Но нежных магов жизни злобность их недавно таких ласковых детей приводила в отчаяние.
“— Что же это за создания такие! — с рыданием вопрошала золотоволосая Сиинни, протягивая руки к небу.