Короче, у меня все упало. Я сел на кровати и мрачно спросил:
— И для чего ты мне все это рассказал?
— Ну… — растерянно распахнул глаза Ясси, — просто вспомнилось вдруг… Я об этом думаю и тебе рассказал.
Он погладил меня по бедру, и я со вздохом прикрыл нас одеялом:
— Давай спать, милашка, уже рассвет. Так значит, Лэйме допустили уже до полицейской практики? Рад за него.
Ясси с волнением закопошился под одеялом, ласкаясь и целуясь, так что я снова возбудился.
— Да, Дейнар, ты не представляешь, какой скандал там разрастался, у меня знакомый журналист, они уже готовили серию гневных статей, мы думали, что после процесса можно, наконец, поменять родовое право, ведь это вообще безобразие! Ни в какие ворота! Все в душе переворачивается! — он гневно стукнул меня кулачком по плечу.
— Вот еще, родовое право менять, — возмутился я. Мне родовое право нравилось, оно всегда было на моей стороне, и я никогда не одобрял всех этих демонстрантов, из-за которых у нас время от времени вводились какие-то поправки. Хотя, ни само право, ни поправок я не читал, просто мне и так все было хорошо. Может, эти поправки и на самом деле что-нибудь улучшали, избавляли законы от излишней архаичности, например.
— И ничего не вышло, да, — грустно сказал Ясси, — Имперская безопасность наложила запрет на подробности дела, якобы это повлияет на общественную нравственность…
— И правильно, — отозвался я, — темным только дай пример, они немедленно захотят повторить это у себя на дому.
— Может быть, — вздохнул Ясси и поцеловал меня в головку члена, виляя при этом попкой. А потом поднял сияющие чистым светом глаза, и я увидел, что в них стояли слезы: — И процесса никакого не будет. Имперская безопасность забрала задержанных и посадила их в свой подвал. И позвали всех, имеющих отношение к этому делу, полицейских, врачей, журналистов, санитаров из приюта и даже пару наших пациентов из выздоравливающих. Офицер безопасности зачитал приговор суда, мы и не знали, что он уже состоялся, так быстро. И там кого-то приговорили к каторге, кому-то позволили ее заменить на армию, а многих — к смерти. И они исполнили приговор прямо на наших глазах, просто раздавили их каким-то древним железным прессом, и офицер сказал, что справедливость свершилась, и Империя избавилась от грязи… Разве это справедливо? И после этого он еще говорит, что исправлять людей магией — аморально! Лучше давить заживо?! Я до сих пор вижу это перед глазами.
Губы Ясси задрожали, а по щекам потекли слезы. Я его обнял:
— Бедняжка, тебе не следовало этого видеть.
— Разве что-нибудь изменилось бы от моего отсутствия? — всхлипнул Ясси. — Так нельзя!
— Нельзя было поступать, как эти преступники, — сказал я. — Гнусные извращенцы, намеренно превращающие людей в отверженных калек и испытывающие от этого удовольствие, это как же надо было извратить свою природу, чтобы творить подобное! Темные не пинают павших, они их вообще с большим трудом заставляют себя замечать. Эти преступники переродились в тварей, и правильно их всех раздавили, нечего там исправлять, Ясси. Из говна не сделаешь конфетку, только сам извозишься.
Ясси поднял голову и заглянул мне в лицо:
— А если бы это были твои оступившиеся дети, Дейнар, ты бы тоже так говорил?
И я внезапно вспомнил дневник Ллосс и ее первого мужа, водного мага, и понял отвращение светлых к детям Тьмы. Они видели в них мерзкое извращение своей природы, и оттого испытывали облегчение, уничтожая их.
— Преступники — не невинные дети, Ясси, и они заслужили свою смерть, и раздавить их было в тысячу милосерднее того, что они делали с другими. Если боги не выкинут их поганые души, то они смогут переродиться и прожить новую жизнь. И кто этот “он”, который говорит, “что исправлять людей магией — аморально”?
— Тэргон, — прошептал Ясси горестно.
— Лучше отпустить душу, чем терзать ее узами, похожими на рабские, пытаясь “исправить магией”, Тэргон прав, — сказал я.
— Лучше жить, чем умереть, — не согласился со мной Ясси. — Никто не знает о перерождении, а пока живешь — надеешься. А вдруг не все из казненных были так уж виноваты? Вдруг тайный суд ошибся? Вдруг они бы раскаялись и стали достойными членами общества?
— Волнуйся лучше не только о нуждающихся в помощи, но и достойных ее, — пожал плечами я и откинулся на подушки, рассеянно поглаживая Ясси по спинке.
Будь бы на моем месте Эйлах, он бы с удовольствием подискутировал, а меня же не интересовали проблемы этичности наказания неизвестных ублюдков. Мне достаточно было знать, что справедливость свершилась, виновные покараны, о выживших жертвах позаботятся, а Империя стала чище. Я смотрел на светлеющее окно и думал о том, что Ясси изменился всего за два с половиной месяца моего отсутствия. Он вырос на пару сантиметров, его золотой свет приобрел ярко-белый оттенок, а бессмысленный лепет превратился в слова, которые невозможно пропускать мимо ушей. Как быстро вылупляются маги разума! Ллосс повзрослела всего за год… О! Надо попросить Ясси что-нибудь написать, чтобы заценить развитие его рунописи.
— Ты опять не хочешь? — грустно спросил меня Ясси, тиская за яйца, и я рассмеялся:
— Милашка, если ты хотел возбудить меня своими историями, то надо было выбирать другую тему! Я не темный, чтобы дрочить на раздавленных людей и вживленных в железные конструкции ампутантов. Лучше бы продолжал трепаться о своих глупостях.
— Я… не подумал, прости… — растерянно прошептал Ясси, личико его стало отчего-то совсем несчастным.
— Да ладно, — фыркнул я и погладил его по голове, — все равно утро уже, пора вставать. В Университет бежать, а то учебный год позавчера начался, а я болтаюсь неизвестно где. Ты как, кстати, милашка, поступил в колледж на соцработника?
Ясси покивал, жалобно улыбаясь и держа меня за руку, и я поцеловал его в щечку:
— Поздравляю!
Лэйме уже завтракал, когда мы спустились: пил кофе и ел разогретые булочки, читая утренние газеты. Он был в форме кадета речной полиции, и китель его висел на стуле, а на руке поблескивало офицерское кольцо. Даже лицо его изменилось, став серьезнее и строже.
— Дейнар, Ясси, — воскликнул он с улыбкой, — не думал, что вы выберетесь из постели раньше сегодняшнего вечера.
— Я тоже не думал, благородный Лэйме, — фыркнул я, пожимая его руку, а потом все же не удержался: — Или вы уже сменили имя на Лэймс?
Лэйме отчаянно покраснел, снова став похожим на себя прежнего, и я заржал:
— Мы читали ваш комикс в самой жопе Империи, в Больших Гнилищах! Как им удалось втянуть тебя в это, Лэйме?
— Я и сам не понял, — пробормотал Лэйме, пытаясь вырвать свою руку. — Только умоляю, никому не говори, особенно Тэргону.
— Душераздирающие тайны, — сказал я со смешком, — не буду говорить, раз ты так не хочешь. Но за образ хаосита вы мне крупно должны оба!
— Расскажи лучше, как ваш поход, Дейнар, — ловко перевел разговор Лэйме, — были ли вы на границе светлых земель?
— Не только были, но даже изображали светлый отряд, и чуть не передрались со своими, — засмеялся я, поддаваясь ему.
***
— Он разлюбил меня, Лэйме, ты был прав когда-то давно, — сказал Ясси, замирая над своим рюкзаком. — Ему не нравится, что я стал умнее.
Лэйме остановился в прихожей, глядя на него с удивлением. А потом осторожно сказал:
— Мне так не показалось, Ясси, и, хоть я не могу называться специалистом по детям Бездны… Но мне представляется, что они очень постоянны в своих привязанностях. Забудь о моих тогдашних словах, скорее всего, я ошибался.
— Ты не знаешь всего, — махнул на него рукой Ясси, прощаясь.
Ведь Лэйме никогда не видел, как снисходительные ласка и тепло исчезают из глаз человека, заменяясь холодным интересом. А Ясси видел это дважды — впервые с Тэргоном, а второй раз и гораздо страшнее — сегодня утром, в глазах любимого. И, когда Лэйме убежал на службу, Ясси уткнулся лбом в стенку и подумал, что отказался бы от всего — и от колледжа, и от комиксов и сценария, лишь бы этого никогда не произошло. Но разве можно стать прежним, раз изменившись? Приходится жить дальше.