Мы отгородились скамьей, чтобы любопытные темные не мешались, и расположились с пивом на ступеньках, наслаждаясь тишиной. Пламенные пили светлое и мешали его со своей бурдой из фляжек, называя “ершом”. Мне они тоже предлагали своего “ерша”, но я решительно отказался от извращения. Кстати, наши армейские мешали коньяк с сильно газированным квасом (называется “карасик”), и мне это дерьмо никогда не нравилось, настоящее издевательство над благородным напитком, я всегда предпочитал чистый коньяк. Или чистое темное пиво.
— А травяные палочки вы курите? — спросил вдруг я, что-то смутно вспомнив.
— Только не вашу сладкую дрянь. У вас не растет настоящего… — Эйтан покрутил бутылкой, явно не находя адекватного аналога для неизвестного светлого слова. — Правильной травы у вас нет! Только неправильная.
— Ну-ну, — отозвался я неопределенно. — Может, в приграничных зонах растет правильная.
Не знаю, отчего мои мысли цеплялись за эту светлую траву, словно за плохо забытый сон.
— Нет, я никогда не видел, — сказал Кортэн, — хотя каждый раз специально присматривался. А жаль. Вот было бы здорово притащить семена, завести домик типа твоего… Жену, пяток милашек, и пусть они мне за огородом ухаживают, траву растят, правильную!
— Идиллия, — согласился я и стукнул по его бутылке своей. — За траву! И семейное счастье.
Мы выпили, и они снова уставились в сад, на журчащий фонтанчик. Я рассеянно перебирал Ясичкины сочленения, проверяя, не ухудшились ли ее показатели после сегодняшней операции по уменьшению. Ясичка тихо урчала, а к нашим ногам пробрались котики и принялись тереться и выгибать спины.
— А может, и завести! — внезапно разродился Кортэн. — Семью и милашек. А трава сама потом… Да и кому она нужна, трава эта, сколько без нее прожил и еще тридцать раз по столько проживу.
— Заведи, — отозвался я, не отрываясь от Ясички. — Темные тебя с удовольствием в род примут. От пламенных часто рождаются хаоситы.
— Бабы все подходящей не найти, — пожаловался мне Кортэн. — Чтоб большая да ласковая, — и он обрисовал в воздухе нечто, напоминающее здоровенную вазу.
Я заржал — он как пацан о мамке мечтал. Из дома вышел Лэйме и остановился на крыльце, задрав голову к темному небу. А Эйтан вдруг сказал, глядя прямо перед собой:
— Всем хороша Империя Тьмы. И с каждым днем она все сильнее принадлежит мне, а я — ей. Но иногда я вспоминаю ту, другую. Страну, где родился и вырос. И тогда я чувствую, что мне чего-то не хватает. И это не белоствольные ясени, о которых пели песни. И не трава у дома, которого у меня никогда по-настоящему не было.
Эйтан замолчал, и я посмотрел на него с интересом, ожидая продолжения про ясени. И вдруг заметил, что пламенные тоже изменились за время моего отсутствия. Особенно это касалось Эйтана: лицо его стало строже, а Пламя — гораздо ярче. И еще — он ощущался взрослее, уже не моим ровесником, а лет на десять-двадцать старше. Ну, ничего себе, ерши-караси! Может, Тэргону удалось-таки снять со своих солдат чары разума? Надо будет посмотреть, как они ведут себя в его присутствии.
— Так чего ж тебе не хватает, Эйтан? — полюбопытствовал я, и он отмер и ухмыльнулся:
— Жирненьких магов Земли!
— Жирненьких? Как курочки? — поразился я. Ну, слава богам, нифига эти придурки не изменились, а то я уж напрягся, словно снова пытаясь вспомнить нечто забытое.
— О, да, именно! — воскликнул Кортэн. — Чтоб жопа — во! — он обрисовал ладонями нечто монументальное. — Держишься за нее, как за родину! Двумя руками и все равно не обхватить.
— А сиськи — во! Пудовые! — Эйтан продемонстрировал мне свой пудовый кулак (я машинально выдвинул челюсть): — Чтоб как раз сисяндра в ладонь помещалась, а ты ее эдак сжимаешь, а…
— Избавьте меня от подробностей, — фыркнул я, — темные их оценят, им расскажите.
— Действительно, о чем еще скучать, вспоминая Родину, как не о пудовых грудях жирненьких магов Земли, — сказал подошедший к нам Лэйме, голос его звенел от негодования. — Расскажи об этом темным, Эйтан, они посмеются.
Эйтан изогнул бровь, так явно подражая Тэргону, что я булькнул пивом. А Лэйме, резко развернувшись на каблуках, ушел в дом: обиделся за Родину, наверное. Ну, сам подслушал, сам обиделся — сам виноват.
Эйтан неопределенно хмыкнул.
— Что, правда пудовые? — спросил я, закончив осматривать Ясичку. — Врете, наверное.
— Правда, разрази меня Тьма, — сказал Кортэн. — Полные ладони богатства.
Я попытался себе представить такую девушку, но в голову влез образ Эйтана со здоровенными сиськами. Тьфу, Бездна, такое приснится — подушкой не отмашешься. Лучше об этом не думать.
— Ваше Пламя горит сильнее, — перевел я тему. — Занимались все лето?
— Ха! С нас сняли какие-то чары, и мы стали сильнее, — заявил Эйтан. — Вот теперь нам бы удалось надрать тебе задницу.
— Думаешь? — ухмыльнулся я. — Не слишком ли много о себе полагаешь?
— Ну… — Эйтан окинул меня взглядом, а потом отвернулся: — Пожалуй, слишком. Но были бы у нас нормальные оружейные амулеты, мы бы тебя уделали! С кем ты там привык сражаться-то, с тупыми тварями? Настоящего противника и в глаза не видел, наверное? Который не играет с тобой в красивую войну, а просто убивает, сразу и в мясо.
Кортэн гоготнул.
Я завелся, несмотря на то, что они так явственно меня подначивали и брали на слабо. Конечно, они были не просто низкородными, которым оружейные амулеты можно давать только после присяги, они были вообще безродные, не имеющие права эту присягу даже принести. Но они же были пламенными, всю свою жизнь положившими на совершенствование в искусстве войны. Кто откажется зарубиться с такими в полную силу?! Я навесил купол тишины, вызвав разочарованный стон у шпионящих за нами темных.
— Ого, — Эйтан оглянулся, — да ты растешь!
— Это же заклятие, требующее совсем немного Силы, неужели не умеешь? — хмыкнул я, вспомнив, как он затаскивал меня в туалет для приватного разговора.
— Это совершенно другой уровень владения магией, — мрачно отозвался Эйтан.
Хм, действительно, я чуть наизнанку не вывернулся, когда мы в походе осваивали под руководством Тэргона это заклятие.
— Положим, я могу достать боевые проклятия. Сумеете с темными амулетами управиться?
— Как два пальца обоссать! — заполыхали глазами пламенные. — Можно на полигоне ночью встретиться. Или ты без присмотра старших не будешь?
— А Тэргон не узнает? — ухмыльнулся я.
— Он вроде бы сейчас не в столице, — сказал Эйтан с сомнением.
— А когда будет?
— Высокородный Тэргон нам не докладывается, — сказал Кортэн
Я обратил внимание, что они больше не величают его “господин офицер”.
— Отлично, завтра тогда заедем на склад за амулетами, а ночью повеселимся, — сказал я.
Пламенные принялись гоношиться: мол, сделаем все прямо сейчас. Ага, как же, я уже пришел домой, весь такой довольный и полный сил, раскатал губу на горячую ночку с милашкой под боком, и тут вдруг куда-то тащиться.
— Нет, на эту ночь у меня другие планы, — сказал я и позвонил собратьям.
Эйлах предсказуемо отказался от “безмозглой авантюры”, а Никрам немедленно согласился и даже предложил притащить пламенным амулеты посильнее.
— Отлично, — обрадовались пламенные, — зарубимся два на два, так будет честно!
Когда я провожал их на выход, то обнаружил, что гости успели уже, слава богам, разойтись, только Лэйме изучал какие-то явно полицейские бумаги (рапорты и неаппетитные фотографии). На носу у него сидел артефакт в виде очков. И мой милашка устроился рядом с ним, что-то увлеченно строча в блокнотик.
— Вам не надо было заскочить в Управление, сэр? — обратился Эйтан к Лэйме.
— Нет, Эйтан, мне надо разобраться с кое-чем, — Лэйме кивнул на свои бумаги, — а перед сном еще подумать о Родине, помечтать о магах Земли. Так что ты иди.