— Классическая Звезда Пламени, — прошептал Никрам с восторгом, — не думал, что попадусь в нее так легко.
И я разделял в тот момент его восторг и ярость, даже не замечая привычной боли Хаоса — нет, она никуда не ушла, но она больше не была моей болью, это я был ею, я нес ее в этот мир.
— Повторим еще раз и разорвем эту звезду расслоением пространства, — сказал я, — Тьмы здесь достаточно для детонации.
Но пламенные, явно раскусив наши поддавки, внезапно сменили стратегию, чуть не раздавив нас столпом огня.
Впрочем, при всей их опытности и экономности в умении убивать, у них была одна слабость — амулеты, которыми они пользовались, были неизмеримо мощнее их собственных источников, и оттого их управление было грубым и неполным. После серии маневров и отступлений (как обозвал Никрам наши метания), мы эту слабость и нащупали.
— Сражаемся, как против амулетов, с постоянными рассекающими, — сказал Никрам.
— А где рассечение — там и расслоение, — отозвался я с улыбкой.
Мне удалось поймать их в расслоение, когда они построили очередную руну из их алфавита уничтожения — алфавита длинного, длиннее, чем все наши навыки, но не бесконечного. И достаточно единообразного — все руны были вписаны в правильные многогранники, и на этот раз это был гексаэдр. И я провел рукой, собирая с земли многочисленные остатки Тьмы, и дернул их руну за сердцевину, и пустил Тьму по всем граням, а Хаос — по пересекающим, и Никрам ударил концентрическими кольцами, и пространство расслоилось, и изо всех его щелей полился Хаос.
Я учуял вспышку медицинского амулета Кортэна и посмотрел в небо, ожидая спирали от Эйтана — тот не производил впечатления человека, способного сдаться. Но спирали не было, как не было и файерболов, и я просто ждал, как ждал и застывший рядом со мной Никрам. Сквозь вихрь стихии на нас скалилась Бездна и плыл призраками Темный мир, и я снова чувствовал себя, как у алтаря подземной часовни, и ощущал источник Священного холма рядом, и понимал, что это надо остановить, но в тот момент это было невозможно, как невозможно приказать своему сердцу не биться, потому что Хаос больше не рвался из меня, а был мною.
А потом нас накрыло каким-то чудовищно многомерным темным проклятием, которое сминало и корежило наши расслоения и рвущуюся сквозь них Бездну, как ребенок мнет конфету. И нас чуть не смяло вместе, когда мы бежали в какую-то щель. Сквозь плетения атакующего проклятия с ревом рвалось ледяное синее Пламя. И если в первый момент я решил было, что Эйтан таки заманил нас в ловушку и ударил чем-то коронным, то Пламя Тэргона было невозможно не узнать, как теперь я никогда и ни с чем не спутаю боевую Тьму старших рода Ллоссарх.
Источник Священного Холма исчез, и я почувствовал, что все тело мое обожжено и изрезано, а левая рука не движется. И моей собственной Силы осталось исчезающе мало — особенно по сравнению с недавним бесконечным ресурсом.
— Эйтан! — кричал я, сквозь какие-то стеклянистые структуры прорываясь к нашим пламенным, мне казалось, я чую их, и меня приводила в ужас мысль, что они не выдержат внезапной атаки старших и погибнут по моей вине.
Никрам шел за мной, держа щиты, я знал, что Силы его также на исходе, и что пламенных он не чует.
Эйтана мы все же нашли — он ловко спрятался в естественном укрытии и защищал своего полубессознательного товарища тающим коконом Пламени.
— Пора валить, — сказал я, и мы немедленно свалили, прикрываясь коллективным щитом и петляя от настигающей нас Тьмы и синего Пламени, как зайцы.
Преследование оборвалось только на границе полигона — стена огня и Тьмы вздыбилась, прощаясь с нами, а потом расступилась, и из нее вышел Тэргон, глядя прямо на меня.
— Ну, конечно же, Дейнар, — сказал он, — кто еще мог не только попасть с ювелирной точностью под прорыв Бездны, но и подвести под него всех, до кого дотянулся. Сердце Кошмаров, ювелир Ужаса.
Я аж задохнулся от обиды — реально, мне захотелось, подобно Ясси, в гневе потрясти кулаками, вопрошая у богов и людей: “За что?!”
— Почему сразу я, учитель! — воскликнул я, и тут же Пламя за спиной Тэргона колыхнулось, Эйтан с Кортэном мгновенно упали на землю, закрывая головы, а нас с Никрамом ударило (аж в воздухе подбросило).
— В субботу в двенадцать, благородные господа, прошу вас обоих ко мне в кабинет в здании Имперской Безопасности, — сказал Тэргон с любезной улыбкой и свалил обратно в Бездну, не дождавшись согласия на свое, так сказать, приглашение.
— Тайна? — спросил я уже на стоянке, пожимая Никраму руку.
— Тайна, — твердо ответил он.
Источник Священного Холма принадлежал только нам, он свернулся ледяной металлической змеей на дне наших сердец, и сейчас я готов был отдать за него и сердце, и жизнь. Только в душе моей жил мягкий свет Ясси, и его бы я никогда не отдал даже породившему меня Хаосу.
========== 89. ==========
Собственно говоря, суббота — это уже был следующий день. Как раз отоспаться, залечить ожоги и темные поражения — и пред светлые очи учителя с чистой совестью. Ну, так я думал, ввалившись ночью домой. Помню еще, как заахал и даже поплакал надо мной милашка, как вышедший Лэйме сказал “надо немедленно к врачу”.
— Вот еще! — возмутился я, представив, что вместо вкусной еды и теплой постели с Ясси под боком меня ждет больница. — В Бездну врачей. Сейчас поем и к утру все пройдет.
— Как знаешь, Дейнар, — сказал Лэйме и ушел к себе. Только на пороге обернулся и спросил: — А те… кто был с тобой, они в порядке?
— Все живы, — отозвался я.
Ясси же принялся обо мне заботиться: кормил, поил целебными отварами, мазал ожоги, колдовал над поражениями, гладил по члену и восхищался моей отвагой в “неизвестных обстоятельствах”. Ну, да, я не рассказал ему подробности нашей авантюры, сообщил только, что тренировался с приятелями, а потом подрался с сильными темными. “Как это прекрасно в своей безоглядной ни на что отваге, — сказал Ясси мечтательно, — и как характерно для детей Бездны!”
Я посмотрел на него с подозрением:
— На что это ты намекаешь, милашка? Я не специально на них полез, они сами пришли.
— Конечно! — воскликнул Ясси с нездоровым энтузиазмом и принялся заманивать меня в спальню.
Я был сытый, довольный, у меня почти ничего не болело, а ресурс Силы держался на достойном уровне (по ощущениям, около пятнадцати процентов). Поэтому я с предвкушением увлекся за милашкой и раздвинул перед ним ноги, позволяя доставить всяческое удовольствие. Лаская меня, он шептал “бедняжечка” и еще что-то жалостливое, явно возбуждаясь.
— Ты подобен раненому герою, а я как бы твой страдающий супруг, излечиваю тебя своей любовью! — воскликнул он наконец, а я рассмеялся, поддерживая его фантазию:
— Подними же меня своей любовью со смертного одра, мой золотоокий супруг, чья попка подобна спелому яблочку! — ввернул я чуть измененную цитату из исторической драмы, над которой я ходил ржать в кинотеатр этой весной. Тогда я прихватил с собой и Ясси, но, увы, ему было вовсе не смешно, он рыдал вместе со всем темным залом. Зато теперь веселился.
Мы налюбились и заснули, а среди ночи меня накрыло. Я проснулся от боли, чувствуя, как медленно жуют меня Бездна и Тьма. Ну, мне, конечно, не привыкать к боли, ею родная стихия терзает любого хаосита с детства. Но сейчас боль была не похожа ни на что, испытанное ранее. Она шла из моих костей, она тянула и накручивала на жернов мои жилы, она разъедала меня кислотой и огнем, и не было в ней очищения Хаоса, только Тьма, гниль и смерть.
Эта пытка все не проходила, накатывая на меня волнами, меня трясло, как жалкого эмпата, а сознание меркло и вспыхивало снова. В очередное прояснение я ушел из спальни, чтобы не потревожить милашкин сон своими метаниями. В конце концов, должно же было это кончиться к утру. Наверное, меня догнало отложенное проклятие Тьмы, эта стихия богата на такие подлые штучки. Сейчас мое тело переборет это, и все станет в порядке.
Короче, Ясси проснулся, почуяв, что меня нет рядом, и они с Лэйме обнаружили меня в гараже в полувменяемом состоянии и вызвали скорую помощь.