На стенде, посвященном ктулхам, я обнаружил фото знакомых рож: Лэйме, Эйтан и еще двое полицейских на катере в обнимку с мелкими ктулхами. Под фотографией была душераздирающая история об отважных и весьма искусных в высокой магии полицейских, первыми обнаруживших нашествие тварей и предотвративших трагедию, превратив ее в вот этот самый тваре-фарс. Так вот за что Лэйме получил медаль! А мне не сказал, подлец.
Я оглянулся на стоящего неподалеку Лэйме — тот смотрел на резвящихся тварей, имея выражение, как у фарфоровой куклы.
— Да ты, оказывается, герой, Лэйме!
— Спасибо, Дейнар, — вежливо склонил голову Лэйме, а таращившиеся на нас темные внезапно прозрели и, отчаянно осмелев, принялись проситься сфотографироваться с “благородным и отважным господином офицером” на фоне ктулхов. Лэйме сфотографировался с парочкой семейств, сохраняя все то же фарфоровое выражение лица (последние дни он его практически не менял, надо сказать), а потом с леденящей любезностью раскланялся с поклонниками и гордо свалил дальше по туннелю.
— Бедняжка, — грустно вздохнул держащий меня за руку Ясси, — как же жаль, что не удалось свести…
Вчера Лэйме устроил безобразную сцену, узнав, что Ясси хочет заманить на “семейное мероприятие” Эйтана. Он, растеряв свою благоприобретенную фарфоровую невозмутимость, кричал, чтобы Ясси “не смел, не смел вмешиваться”, спрашивал его, “кто дал тебе право рвать своими мелкими когтистыми лапками душу другого человека”, и вопрошал у богов, “за что они лишают магов Жизни сердца, когда превращают их в магов разума”. В общем, на отлично исполнил классическую темную истерику, только в светлом варианте. Ясси слушал его со слезами на глазах и беспомощно приоткрывал губки, словно силясь возразить, но не находя слов. И я решил его успокоить. “По-моему, милашка, тебе следует предоставить голубков самим себе, — заметил я тогда, — такая страсть внушает трепет и явно не терпит вмешательства”. Ясси внезапно разрыдался, убежал в туалет и заперся там, все так же громко рыдая. Лэйме мгновенно раскаялся и принялся скрестись в дверь, умоляя “простить его глупые и несправедливые слова”. И я плюнул тогда на весь этот балаган (оказывается, по части драматических представлений светлые эмпаты не уступали темным) и свалил в гараж.
— Отстань от него, милашка, — сказал я, украдкой тиская Ясси под джемпером, — пусть спокойно отойдет от своей несчастной любви. Для него же любовь не источник существования, как для магов Жизни?
— Нет, — печально ответил Ясси и запустил свою ладошку под мою рубашку.
Все ктулхи и прочие гады плыли вслед за Лэйме, жадно дрожа лапками, а темные крались следом, шепотом восхищаясь героем.
— Но, может быть, ты все же поговоришь с Эйтаном? — Ясси сложил бровки домиком и сделал умоляющий взгляд.
Я закатил глаза:
— О боги, о чем? И как будто он спрашивал моего совета. Поговори с ним сам, милаха, если тебе это так нужно.
— Я пробовал, — шмыгнул носом Ясси, — он не стал слушать, сразу спросил, кто меня послал, не Лэйме ли, я сказал — нет, а он тогда и говорит: мол, никогда и ничего не хочет слышать об этом. Непечатно.
— Вот подлец, — рассердился я, — получит у меня по морде за это!
— Не надо по морде, это не поможет! — возмутился Ясси.
— Как не поможет, будет в следующий раз знать, на кого можно лаять, а за кого и по морде!
— Нет-нет, а то он подумает, что я нажаловался!
С этим замечанием нельзя было не согласиться, так что я, пробормотав: “Достойно”, поцеловал Ясси в макушку, и мы пошли на выход из гигантского аквариума. И встретили там Динару со всеми ее будущими и текущими мужьями.
Кортэн, надо сказать, оправдал мои ожидания цирка, хоть и несколько иным способом, чем я предполагал. Как Лио, так и приютские милахи слушались его беспрекословно, чуть ли не строем ходили и таращились благоговейно, стоило ему подпустить в голос непередаваемых интонаций строевого сержанта. Кортэн же проявлял к ним свое расположение самым похабным образом: похлопывал по попкам, придавая ускорение, и держал за шейки сзади, когда стоял рядом во время любования экспонатами. Милахи копошились у него под рукой и тянули эти свои шейки в надежде на сомнительную ласку. И в то же время он с такой непринужденностью то стелился перед Динарой, то, наоборот, демонстрировал покровительство — что ввел мою сестренку этими непристойными намеками в состояние, близкое к трансу. Он открывал перед ней двери, пододвигал стул в кафе, бегал за мороженым, предлагал свою куртку, когда закапал дождик… Короче, градус похабства в их присутствии повысился настолько, что я схватил Ясси и увел подальше — нечего милашке смотреть на такое, он у меня и так слабоват на соблазны! Одни только “курсы массажа” чего стоят! Каждый раз, как я вспоминал об этом, мне хотелось шлепнуть его по круглой розовой попке.
Впрочем, когда мы вернулись, Динара уже совершила, судя по всему, чудовищное для темных усилие воли и вышла из порно-транса. И даже сделала развратному светлому внушение — во всяком случае, за задницы он своих милах больше не лапал и шейки здоровенными ручищами не сжимал, только за плечики тискал. Хотя отказаться от извращенных знаков внимания к себе было явно выше ее сил. Я вдруг вспомнил, как Тэргон отодвигал для своей жены стул и снимал пылинки с рукава. О! А вдруг эти садо-мазохистские наклонности — не свойство личности пламенных, а типа культурные особенности, правила этикета и всякие сакральные женские функции? Может, предупредить Динару, чтоб не обольщалась…
Все вместе мы пришли в секцию знакомых до боли лесных тварей, и Кортэн, глядя на них с восторгом, принялся рассказывать, как “мы их мочили-мочили!”. Милахи восхищенно ахали, Динара смотрела со смешливым умилением (что с людьми любовь делает), а Ясси тихонько спрашивал меня, видел ли я тоже таких тварей.
— Ага, мочил-мочил! — фыркнул я ему на ухо.
Ясси хихикнул и незаметно потерся ухом о мои губы, после чего я, немедленно возжелав любви, прижал его к себе и принялся изучать кусты на предмет спрятаться и потискаться.
— Дейнар, будь другом, присмотри за мелкими! — ко мне подлетел Кортэн, прижимая руку к груди: — Там в лес к тварям пускают, мини-сафари типа, но только тех, у кого есть боевой опыт.
— Да зачем тебе, — отозвался я с досадой, — тварей, что ли, не видал?
— Динара таких не видела! У них в пустыне почти нет никого, где она служила, — громким шепотом сообщил Кортэн. — А тут лес, понимаешь, романтика!
Н-да, судя по всему, по кустам буду обжиматься ближайшие полчаса-час совсем не я. На моем попечении оказался яркий, как осенний букет, выводок милашек. Да, в этом сезоне вошли в моду “цвета пылающей осени” и половина юношей столицы щеголяла в золотых с алыми переливами туниках, курточках, жакетиках, жилетках и даже штанишках. Украшали это пламенное великолепие сверкающие кристаллики (от стекла до бриллиантов, в зависимости от финансов носителя), долженствующие обозначать капли дождя, и разных оттенков кружева с блестками — типа “истлевающая на ветру листва”. Ясси, кстати, тоже не отставал и теперь сиял не только золотой аурой, но и одеждой (стоила она дороже, чем у приютских милах, и оттого выглядела почти прилично).
— Смотри, Дейнар, правда, красивая рубашечка? — пискнул хвостатый Лио, поднимая перед собой тварюжку. Она была обряжена по последней моде (как и сам Лио), вся в золоте, багрянце, блестках, бантиках и ленточках. — Я ее сам сшил!
— Ты молодец, — сообщил я и, подумав, добавил: — вы оба очень нарядные.
— Лио очень устал от своей серой формы, — сказала мне Динара с предупреждением в голосе, которое я не смог расшифровать, а потому проигнорировал.
Милахи с Ясси во главе вились вокруг меня осенним листопадом, мы смотрели на тварей и ели сладкую вату и орешки. Тварюжка хвостатого Лио имела успех среди публики, множество темных просило взять ее на ручки и сфотографироваться. “Одна серебрушка”, — говорил я им ради прикола, и скоро все карманы Лио оказались набиты серебрушками. А потом к нам присоединился Лэйме, сумевший оторваться от хвоста своих поклонников, и после этого нам с Ясси даже удалось несколько раз уединиться в кусты для быстрых и жадных поцелуев. Ясси умудрился порвать один кружавчик (на попке) о колючку, и я, вспомнив Кортэна, предложил ему укрыть дырочку моей курткой. И он радостно согласился — до следующих кустов, где хозяйственные милахи Динары и Кортэна ему все зашили.