Выбрать главу

— То, что превыше всего, — сказал Таэгред эль Эраиссэ, не отрывая взгляда от неба за окном. Тучи рассеялись, но теперь, наверное, он видел Бездну сквозь прозрачное небо, как видел ее я, стоило только сосредоточиться.

— Орден и род, — сказал Орэс, остатки растерянности покинули его, и он снова обрел каменную твердость морды.

— Но что за заклятия, опутавшие орден, ты имел в виду, Даэргон? — вдруг нахмурился Таэгред эль Эраиссэ, и трое остальных пламенных перевели на него нечитаемые взгляды.

Тэргон подошел к нам с Никрамом (типа внезапно вспомнил) и принялся выпроваживать:

— Прикажите на кухне подать нам ужин, братья, и идите отдыхать. Ученики моих товарищей покажут вам все. Завтра предстоит тяжелый день.

Я мгновенно ощутил, что меня разрывают противоречивые стремления: с одной стороны, мне было интересно еще понаблюдать за тем, как Тэргон обрабатывает товарищей, явно готовя к военному перевороту. А с другой: при упоминании о кухне и ужине мой желудок, давно уже прилипший к позвоночнику, жалобно завыл.

— Ну, если ты так настаиваешь, учитель, мы уйдем… — оскорбленно начал я и не закончил.

Тэргон засмеялся одними глазами, а Никрам схватил меня за локоть и вытолкал из зала. “Где ты откопал таких наглых юнцов, Даэргон?” — сказал кто-то нам вслед. Дверь захлопнулась, и я обернулся к Никраму с негодованием. Но тот меня проигнорировал, вместо этого пристально разглядывая компанию тех самых адъютантов, к которым нам посоветовал обратиться любимый учитель. Пятеро из них возбужденно тусовались перед окном (незастекленным), а шестой сидел за столом (из резного камня, с инкрустациями) и сверлил этот стол застывшим взором — даже при нашем появлении головы не поднял.

— Приветствую, господа, — сказал Никрам надменно. — Не соизволите ли сообщить, кому следует передать приказ об ужине?

Пятеро адъютантов переглянулись и принялись зловеще к нам приближаться.

— Господа? — процедил один из них, самый наглый и рыжий на вид. — Вы только посмотрите, братья, эти господа ставят себя так высоко, что брезгуют даже на словах уравняться с нами.

Да уж, Никрам умел расположить к себе людей с первой фразы.

— Полагаете, что если прибились к новому магистру, так вам все можно? — с явной обидой воскликнул другой пламенный — русоволосый и зеленоглазый.

Вот Бездна, и что теперь делать — сразу в морду бить или все же попробовать выяснить, где кухня?..

— Кто вы вообще такие и откуда вылезли? — сказал третий, выдвигая челюсть. — Эль Ниорай? Никогда не слышал о таком роде.

— С высоты происхождения моего рода не видно разницы между тобой и императором, — сказал Никрам таким тоном, будто что-то цитировал. Все (в том числе и я) обомлели от его беспримерной наглости. А Никрам ухмыльнулся и добавил: — Ты сам-то чьих будешь?

— Ах ты, выродок! — рявкнул зеленоглазый и рванул на себе китель, кидаясь в драку.

Я зарядил ему в рожу (мне-то расстегиваться не надо было), и мы сцепились, от души дубася друг друга: вот и пригодились уроки пламенной борьбы. Что характерно, больше никто в драку не полез — ни Никрам, ни остальные юнцы. Может, правило какое?

Мой противник был хорош, очень хорош: уж он-то занимался этой борьбой не пару месяцев, а всю жизнь. А кроме того, он был бодр, сыт и полон сил… короче, меня бы уделали под орех, если бы в самый разгар нашей потасовки из зала совещаний не вышел Орэс и не поинтересовался, где ужин для магистра.

— Продолжим, когда я поем и высплюсь, — сказал я, когда Орэс свалил.

— Продолжим, — ухмыльнулся мой противник.

Я встал с пола и спросил:

— Так где все-таки местная кухня… братья?

— Пусть тебе Румил покажет, он все здесь знает! — рыжий ткнул кулаком тихо сидевшего за столом пламенного: — Давай, Румил, похлопай ресничками перед новыми хозяевами, может, снова удастся прибиться к свите магистра.

Румил встал (у него действительно были очень пушистые и длинные ресницы) и сказал:

— Когда твой учитель погибнет, не угодив новому магистру, эти слова вернутся к тебе, Заэрон.

— Действительно, — обронил Никрам с презрением.

— Недостойно… — согласился тот пламенный, с которым я подрался, а остальные посмотрели на рыжего Заэрона с осуждением.

Очевидно, этот Румил был учеником погибшего магистра, догадался я. Заэрон отчаянно покраснел и выплюнул:

— С чего это моему учителю погибать? Они с магистром друзья!

— Как будто ты забыл нрав брата Даэргона, некогда принадлежавшего роду Эраиссэ! — сказал Румил, и все оглянулись на нас.

— Учитель суров, но справедлив, — сообщил я (слава богам, Никрам молчал, наверное, размышлял о своем дипломатическом фиаско). — Так где же кухня?

И Румил отвел нас на кухню, а остальные пламенные потащились следом. Ощущеньице, скажу я вам, не из приятных: это тебе не толпа темных поклонников, тут было больше похоже на преследующую свору адских гончих. По дороге я попытался расспросить Румила об Эйлахе — не знает ли он, мол, куда его бывший учитель девал недавно пойманного им в резиденции темного? Но Румил лишь злобно прошипел: “Магистр мертв и теперь его можно обвинить во всем, даже в сговоре с темными тварями?”

Вот проклятье, и почему Тэргон вертит пламенными, как хочет, а у нас с Никрамом вечно на два метра мимо?

На кухне работали низкородные светлые эмпаты, которых наш приход напугал до полусмерти. Разумеется, вся прислуга была в курсе последних событий в резиденции, и они даже наготовили кучу еды, а теперь только и ждали приказа ее доставить.

Я отобрал у одного из слуг блюдо с маленькими птичками, и тут же сожрал две штучки.

— Это рябчики в ананасах, господин! — пискнул слуга, тараща глаза.

— Я так голоден, что сожру и тебя в ананасах! — засмеялся я. — Накройте нам тут.

— На кухне? — прищурился Никрам.

— Ну, а что! Надо же проверить, чем магистра кормят, а то вдруг ему не понравится? — заявил я, жадно оглядывая появляющиеся передо мной яства.

Никрам подумал и тоже присел за стол. Да уж, голод не папочка, перед ним даже снобизм южных лордов пасует. Не успел я заморить первого червячка, как к нам присоединились пламенные с коньяком: очевидно, раскаялись в своем поведении и решили наладить отношения. В результате мы напились и нажрались, как кадавры, а также в малейших подробностях обсудили обе дуэли Тэргона — единственную тему, которая волновала этих высокородных пламенных придурков (“Бывший магистр не снял кольца перед дуэлью! — Как недостойно! — Он не снял, но и не пользовался! — Да, конечно!”).

Румил проникся к нам внезапно дружескими чувствами и пообещал узнать все насчет “той темной твари, что проникла некогда в покои бывшего магистра”: я наврал, что в своем дальнем монастыре занимался коллекционированием тварей, и Никрам меня чуть не убил. Нервный какой. Тот пламенный, с которым я подрался, предложил мне комплект запасной формы, узнав, что мы прибыли в столицу без багажа и не успели обустроиться.

— Спасибо, брат, давай две! — воскликнул я с чувством (не так-то и приятно в рвани ходить, даже залатанной) и обнял его, а он предложил выпить на брудершафт — забавный светлый обычай, во время которого, как выяснилось опытным путем, надо было целоваться в губы.

Я так ошалел, когда он присосался ко мне, что даже не стал сопротивляться, что меня и выручило в щекотливой ситуации.

Короче, из кухни мы едва выползли, и в качестве напутствия нам прозвучало ласковое: “какие же вы все-таки деревенщины, ребята”. Я покосился на Никрама, но тот, замороченный обжорством, коньяком и общением с пламенными малолетками, на оскорбление не отреагировал.

Слуга отвел нас в гостевые покои, и там мы обнаружили новую засаду. Нет, конечно, я в какой-то мере уже ожидал незастекленных окон в спальне и ледяной воды в ванной (зима здесь была теплее, чем у нас, но это все же зима, Бездна подери этих пламенных), но деревянная кровать, накрытая двумя шелковыми покрывалами (одно типа матрац, другое типа одеяло)! Деревянная подушка! Натурально, деревянная подушка, я не шучу: в изголовье огромной кровати лежали гладкие, фигурно выточенные бруски. Все было очень дорого и богато отделано — драгоценные камни, инкрустации, золотое шитье, но как на таком спать? Ну, то есть, в походе мы и на камнях спали, но в спальне лично я ожидал перину, пуховые подушки и пушистые коврики… Судя по всему, жратва и выпивка было единственным, где пламенные изменяли суровому аскетизму.