Ну, ничего себе, какая каша заварилась из нашего бандитского налета.
Как я понял из гневных речей, всех более всего возмутила попытка несанкционированного подчинения храмовниками “высокородных юношей, адъютантов высших офицеров ордена”. Их гнев можно было понять, особенно если знать, к чему приводят попытки санкционированные (как с Эйлахом), а пламенные, очевидно, знали.
Кроме того, всех взбудоражила личность найденного вместе с Эйлахом пламенного — про него успели выяснить, что это низкородный, в котором поздно открылся сильный магический талант. Случись это раньше, и парня бы усыновили благородные, но его обнаружили и захапали храмовники. И теперь пламенные были убеждены (как я понял, без твердых доказательств, но путем очевидного умозаключения), что на нем ставили эксперименты, пытаясь разработать “узы разума” для сильных магов. И эта мысль (автора которой я мог бы угадать с первого раза) доводила всех просто до исступления. Бесстрашные пламенные боялись магов разума, и после своего недавнего опыта, после общения с Эйлахом, превратившимся в тень самого себя, я чувствовал то же самое, что и они все, — мне хотелось стереть этот храм с лица земли, сделать его не только невидимым, но и несуществующим. Хотелось испепелить каждого храмовника, чтобы никто и никогда не смел… “Невидимый Храм живет лишь в нас, мы его единственные воины”, — говорили пламенные друг другу.
— Что есть орден, как не воплощение воли и закона? — сказал Тэргон после очередного призыва “дотла выжечь гнезда зла”. — Мы не будем нарушать закон, но приговор будет вынесен нарушившим его.
— И все будут испепелены! — кровожадно сказал выступающий пламенный в полевой форме. — Пока не очнулись, твари.
— Пора вводить закон военного времени! — поддержали его остальные. — Что есть власть императора и храма — без ордена?
Кстати, из разговоров я выяснил, что болтовней они эти пару часов не ограничивались, сделав первые шаги к военному перевороту: расширили свои ночные учения до дневных и зачем-то взяли под контроль столичные телевизионные студии. Смысл последнего действия был выше моего понимания, и я объяснил его ненормальной любовью всех светлых к телевизорам.
— Власть храма не так эфемерна, как нам хотелось бы, — сказал Тэргон. — Все нижние чины ордена опутаны узами разума. Все без исключения, а не только неблагонадежные. При желании они могут натравить на нас собственных солдат. И утопить орден в крови.
Благородное собрание на миг затихло, а потом взорвалось. “Откуда это известно, брат-магистр?” — спрашивали они.
— Из архива ордена, — сказал в мгновенно установившейся тишине Тэргон. — Кто желает, может полюбоваться документами у меня в канцелярии и получить копии. Именно поэтому я настаивал, чтобы группы контроля состояли только из офицеров.
В Ассамблее образовалось движение — младшие офицеры рванули в канцелярию, очевидно, добывать копии.
— Что же теперь с ними делать? — спрашивали пламенные друг у друга. — Отвести солдат в казармы, отрубить связь и не подпускать храмовников! А за это время мы разберемся с руководством храма! А если существуют амулеты контроля? Вообще к ним эмпатов не подпускать!
— А что делать с полицейскими? — сказал один из высших полицейских чинов. — Их тоже предлагаете запереть и оставить страну без полиции?
— Вопрос не в полиции, страна бы обошлась несколько дней без нее. Если бы мы могли решить вопрос за несколько дней, — сказал Тэргон. — Но даже уничтожив руководство храма, мы не избавимся от угрозы внутри ордена. Сильный маг разума или человек, владеющий соответствующим амулетом, сможет приказать нашим солдатам все, что угодно.
— Выжечь всех магов разума, — сказал армейский генерал. — Всех до единого, невзирая на возраст, положение и степень вины. А с действием амулетов мы сможем справиться.
Я похолодел, подумав — как хорошо, что Ясси попал когда-то в плен…
— Убить множество невинных? Есть ли путь ко злу короче? — возразил ему полицейский, но по отрешенным ухмылкам большинства я видел, что они считают своими только пламенных, и жизнь остальных не кажется им важной.
— Действительно, — сказал Тэргон, — есть ли путь короче? И бесполезнее, братья. Я долго прожил на границе Тьмы и Света и видел, как вырождаются солдатские узы без подпитки. Без магов разума мы потеряем их не сейчас, а через пару лет.
— Что ж, — заметил кто-то из средних рядов, — таким образом две наши проблемы решат друг друга.
Вот теперь многие вознегодовали. Орэс, вперив тяжелый взгляд в говорящего, процедил:
— Решат? Предавая младших братьев, ты предаешь орден.
Пламенные раздались, и я увидел майора в форме инженерных войск, очевидно, автора замечания о решении проблем.
— Какая разница, братья, — желчно усмехнулся он, — без магов Жизни, которых вы так легко собрались убить, погаснет Свет. Без Света не будет пламенных. Так что — какая разница.
— Мы не собирались трогать магов Жизни! — зашумели пламенные. — Только магов разума! Родятся новые маги Жизни.
— И родятся новые пламенные солдаты, чистые от уз, — снова скривился майор-инженер.
— Как подобные мысли могут жить в голове человека, называющего себя нашим братом! — воскликнул один из его соседей. — Ты ответишь за свои слова на дуэли!
— Успокойтесь! — рявкнул Тэргон. — Брат Атанир не предлагал оставить всех солдат умирать запертыми в казармах. Он лишь напомнил нам о недопустимости беззакония и убийства невиновных.
Все замолчали, глядя на него.
— Единственный достойный выход, что я вижу сейчас, — сказал Тэргон, — это найти лояльных магов разума. Тех, кто не склонился ко злу. Тех, кто поможет нам избавить братьев от уз.
— Снова довериться им? — нахмурился Орэс. — Как ты отличишь лояльного мага разума от нелояльного, брат-магистр?
— По делам их, — ответил Тэргон. — Сегодня я пойду представляться императору, и наместник Храма не посмеет не показаться там. И я предъявлю наше обвинение Храму. Скоро все станет яснее, наши враги проявят себя сами, надеюсь, и друзья тоже. Впрочем, дорога ясна и так — нам надо сохранить орден и Свет. Брат Атанир прав — без магов Жизни не будет Света, а без Света не будет пламенных, и вместо нас придут дети Хаоса. Скоро нам будет не до стычек за власть, не до демонстраций силы и захватов телебашен. Свет тает на наших землях, он так тонок, что Бездна зияет сквозь него. И наша жизнь дешевле тех, чей свет сияет золотом.
Тэргон направился к выходу, явно закрывая затянувшуюся Ассамблею. “Когда мы установим свои порядки, то запретим магам Жизни учиться, и среди них не появится белых вырожденцев, пусть сидят дома и множат золотой Свет”, — сказал кто-то, и Тэргон остановился в проходе:
— Сомневаюсь, что это пойдет на пользу Свету, брат. Не так ли поступали и вырожденцы с нами? И есть ли путь ко злу короче, чем насилие над свободой других?
Пламенные (с лицами просветленными и решительными) принялись расходиться — наверняка творить дальнейший переворот. Мы с остальными адъютантами рванули за своими старшими. По дороге Иргон, похабно задевая губами мое ухо, рассказал мне подоплеку произошедшего во дворце наместника. Оказывается, его родич сразу нас сдал своему духовному отцу, и “вырожденцы” заинтересовались — преимущественно мной и Никрамом, как адъютантами магистра. Как я понял, храм и императорский двор были изрядно взволнованы личностью нового магистра, а особенно тем обстоятельством, что он тянул с представлением и принесением клятв верности. Вместо положенного визита он устроил учения — и не только в столице. “Недоумки хотели нас по-тихому допросить, чтоб никто не заметил, а потом выставить из дворца, а все так обернулось, — смеялся Иргон. — Идиоты, подождали бы еще денек, и магистр пришел бы к ним сам”.
Я хмыкнул и не стал говорить ему, что магистр бы не пришел, так бы и продолжал провоцировать, пока они бы не прокололись — так или иначе. А может, даже и не стал ждать прокола, недаром же доклад об узах разума на солдатах был уже готов и размножен в канцелярии…