— Я… мне приснился… приснился Ясси, — наврал Лэйме. — Он хотел… затащить меня в ванную и… — он запнулся, а потом выпалил: — сделать клизму!
— Зачем? — поразился Эйтан.
Лэйме уткнулся ему в плечо, дрожа от стыда и возбуждения: представилось ему, будто в том чудовищном эпизоде, произошедшем давно и наяву, все так и было, и Тэргон на самом деле сделал такое.
— Сказал, для пищеварения полезно, — прошептал он.
— А ведь и верно, полезно, — Эйтан подмял его под себя и укусил за шею. — Пойдем в душ?
— Нет! — Лэйме в ужасе вцепился в подушку и вжался в перину, пытаясь скрыть возбуждение. Эйтан схватил его за бедра и потащил в ванную вместе с подушкой.
Вырвался Лэйме только час спустя. А вниз спустился уже тщательно одетый и причесанный, как и подобает офицеру, спешащему на службу.
Ясси спал на разложенном диване в гостиной. За ночь этот диван превратился в бесстыдное темное гнездо: парочка совсем юных родичей устроились у Ясси под боком, переплетясь всеми конечностями, а сверху, в живописных позах, раскинулись три черных котика. И, несмотря на непристойную ситуацию, лицо у Ясси было такое невинное и детское, что Лэйме стало мучительно стыдно за свое недавнее вранье.
Ясси проснулся и зевнул, и вслед за ним раскрыли розовые пасти все три котика, а потом и темные родичи. Глазки и у котов и у темных сияли одинаково ярко и бессмысленно, а клычки были равно белы и остры. И Ясси и темные были наряжены в золотые пижамы, украшенные черными сердцами.
— Доброе утро, — улыбнулся Лэйме. — Почему не в постели?
— И тебе доброе утро! Так лень, так лень было идти, Лэйме, не поверишь, мы так засиделись… Сейчас я тебе завтрак разогрею!
— Нет, я! — воскликнул один из родичей и, спрыгнув на пол, с низкого старта рванул на кухню. За ним, с закрытыми глазами и зевая, побежал второй родич.
— Ну, ладно, — захихикал Ясси. — Я тогда еще посмотрю сны, мне такие хорошие снились, про счастье… — он закрыл глаза и зарылся носом в котов, засыпая, — и любовь…
На службе Лэйме ждал сюрприз: запрос из шерифского управления княжества по вопросам надзора за сектами. Лэйме повертел ворсистый бланк запроса в руках — в нем одном скрывался огромный срез такой чужой и становящейся такой понятной культуры. На бывшей родине официальные бумаги были атласными, а здесь — бархатными. Там полиция была едина, делясь лишь на территориальные округи. Здесь же муниципальные управления постоянно боролись за юрисдикцию с шерифскими, стоящими с ними на одном уровне, но отвечающими за сельскую местность, не попадающую под муниципальную ответственность. И все вместе они боролись как с более высоким уровнем княжеской гвардии, так с самым высшим — службой имперской безопасности. На бывшей родине сектантами никогда отдельно не занимались, а тут им уделяли внимание на всех уровнях: знаменитая склонность темных к тайнам, интригам, заговорам и истерикам давала такие причудливые плоды как раз в этой области, что нарочно не придумаешь. Чего только стоил темный пантеон, насчитывающий несколько тысяч активных богов и несчетные сонмы вспомогательных.
Так или иначе, но к запросу из шерифского управления Лэйме отнесся с должным вниманием: зарегистрировал и отдал в канцелярию своего управления, тут же забыв. Муниципальные полицейские бегали по указке шерифских только в следующих двух случаях: или по прямому приказу начальства или в качестве личной услуги родичам или друзьям. Ни то, ни другое Лэйме не связывало, а ежедневные дела непрерывно взывали.
Но после обеда его вызвал начальник и немного смущенно приказал заняться “этими деревенскими проблемами, их шериф звонил”.
Шерифом северо-западных пригородов столицы оказался Фрерс тор Ллоссарх, старший муж владычицы рода Ллоссарх. И Лэйме пожалел о своей невнимательности — ведь он считал себя обязанным этому роду.
— Что же вы не подписали запрос сразу? — спросил он, пожимая шерифу руку.
— А вы исполняете свои обязанности только по личной просьбе? — желчно отозвался тот.
Лэйме вспыхнул и, выждав ровно десять секунд (как когда-то учил его отец), холодно заметил:
— Все мои обязанности лежат в пределах Междуречного района, высокородный Фрерс тор Ллосарх.
Некоторое время они мерили друг друга неприязненными взглядами, причем Лэйме невольно вспоминал при этом все, что говорили о шерифе северо-западных пригородов. Трепались, что он был младшим мужем владычицы, и что старший, военный, погиб лет пятнадцать назад. Про саму владычицу болтали, что всем она хороша — и сильна, мол, и разумна, и справедлива, но не бывает живого совершенства без недостатков, и у владычицы он лишь один: обожает она мужчин и во всем им почти потакает (в такие моменты Лэйме казалось, что он никогда не сможет принять извращенную гендерную модель темных). Так что, когда шериф Фрерс влюбился в совсем юного студента, подрабатывающего секретарем в суде, владычица спокойно приняла мальчишку в род — несмотря на то, что тот не блистал ни особой Силой, ни древностью происхождения. Так, мелкий благородный род, говорили друг другу люди, могущие похвастаться разве что личным дворянством. И Лэйме был вынужден выслушивать тонны этих сплетен, которыми темные жили, как дышали. И таким образом узнал, что коварный изменщик, младший муж владычицы, шерифа Фрерса не любил, а всячески презирал, заискивая лишь перед владычицей, а потом вообще сбежал в Безлюдье с какой-то чуть ли не школьницей из рода Ллоссарх — чтобы жить там в чудовищном распутстве.
— Перейдем к делу, благородный Лэйме, — сказал шериф.
— Как вам будет угодно, высокородный Фрерс тор Ллоссарх.
— Мы нашли следы неизвестных светлых ритуалов, — ухмыльнулся шериф Фрерс, — и пригласили вас, как эксперта.
— Светлых? — Лэйме поднял брови. — Уверяю вас, высокородный Фрерс тор Ллоссарх, никакие сектанты не способны воспроизвести светлый ритуал, при всем их желании. Для этого надо быть светлым.
— Что ж, извольте убедиться, — заметил шериф Фрерс с пренеприятной улыбкой.
Лэйме лишь пожал плечами: и на эти глупости он вынужден тратить время…
“Следы ритуалов” находились на пастбище у реки и были огорожены небольшими столбиками с навершиями из стилизованных крысиных черепов — стандартная маркировка для мест преступления. Лэйме брезгливо поддернул штанину, переступая через коровью лепешку: ее с жадным причмокиванием пожирали лианы и крупные насекомые.
На поляне ясным Светом сиял нимлот — белый цветок богини Амии, покровительницы всех магов Жизни.
Лэйме потрясенно замер. Даже у алтаря, устроенного Ясси, нимлоты не цвели.
— О, боги, — Лэйме опустился на колени, прикасаясь к хрупким лепесткам. А потом заново оглядел пастбище. Как он раньше этого не заметил? Тьма здесь словно бы расползлась, и в этой прорехе сиял Свет — слабый и тихий, но настоящий, идущий от земли, и оттого — сияющий гораздо сильнее того отблеска, что лежал, благодаря Ясси, на их доме и саде.
— Так что же вы скажете, благородный Лэйме? — спросил шериф Фрерс, и Лэйме вздрогнул, взглянув на него словно бы из бесконечной дали, заполненной Светом.
— Это не последствия ритуалов, — сказал он, — это естественная прореха Тьмы, заполненная естественным Светом.
— Вот как, вы уверены?
— Уверен! Не существует таких ритуалов, что призывали бы Свет во Тьму, — воскликнул Лэйме с раздражением. — Иначе бы Прокаженные земли не портились, а превращались в земли Света.
Шериф Фрерс нахмурился:
— Звучит логично… Но значит ли это, что если мы попробуем очистить это, то превратим его в гнездо проказы?
— Вполне возможно, — сказал Лэйме и поднялся с колен, не отрывая взгляда от нимлота. — Послушайте… не могли бы вы оказать мне любезность? Если вы будете уничтожать это все… позвольте мне выкопать цветок?