Действительно же опасно оставлять этого типа рядом с Эйлахом, подумал я, еще очнется и навредит. И надел на бессознательного мага разума ошейник, сделанный из ремня. Привязал его к кровати, укрепил оковы заклинанием и позабыл, закрутившись с многочисленными делами.
Нас с Никрамом захватило мутной волной государственного переворота, устроенного Тэргоном. Мы с остальными адъютантами носились по бесконечным поручениям и участвовали в бурных митингах пламенных. А еще несколько раз гуляли (по очереди или все вместе) с неразговаривающим с нами Эйлахом и пытались прощупать всех знакомых на предмет, не знают ли они какого-нибудь образованного и незлобного мага разума. Про сидящего у меня в спальне калеку мне лишь раз напомнила прислуга — какой-то дрожащий милашка спросил меня, надо ли его кормить, и я ответил — “сколько влезет”.
Ночью мы устроили темное гнездо — завалились на одну кровать, и надо сказать, это лежбище (по идее, рассчитанное на одного пламенного) было таких размеров, что нам и втроем не было тесно. А на следующий день наши пламенные товарищи устроили нам выговор:
— Это правда, что вы держите у себя в спальне одного из искалеченных храмовниками братьев? — спросил у меня Иргон, сурово хмуря светлые брови.
— Правда, — сказал я, — мы знали его раньше.
— Не имеет значения, что было раньше! — гневно воскликнул Румил и ударил кулаком по стене. — Все равно нельзя.
— Ваши предположения не имеют никакого основания, братья, — сказал Никрам, и я залился краской, внезапно поняв, о чем идет речь.
Надо сказать, у пламенных были очень строгие понятия насчет того, с кем внутри ордена можно заниматься любовью, а с кем — нет. Так вот, с товарищами одного звания и одного положения было можно, хоть такие отношения и надлежало почему-то всячески скрывать. С подчиненными или вышестоящими — нельзя, позор и осуждение гарантированы. Еще допустимо было крутить что-то, если разница в званиях была небольшая, а служили любовники, например, в разных частях. Если один из них переводился в часть другого, то отношения следовало немедленно прекратить. С солдатами было нельзя, но иногда можно: если солдат не из твоей части и при этом всячески дает понять, что очень даже не против, чтобы его отодрали (мне так и сказали — “отодрали”, очевидно, распределение ролей было в таких случаях определено заранее). Причем, как я заметил, солдаты подавали такие знаки молодым офицерам постоянно, несмотря на то, что обламывалось этого счастья (соблазнить своей задницей офицера) им крайне редко. Старшим офицерам они никаких знаков не подавали, наверное, у солдат тоже были свои правила, кому давать.
Так что подозрение в том, что мы с Никрамом в похабных целях умыкнули искалеченного товарища, было очень серьезным обвинением нашей офицерской чести, еле удалось отбрехаться. “Лучше снимите квартиру в городе, — сказал нам Иргон. — Мы вам верим, братья, но ни к чему провоцировать недостойные слухи”.
А вечером нас позвал к себе Тэргон.
Он был не один, когда мы приперлись. В гостиной (на каменном резном диване) сидел Орэс, а Тэргон стоял рядом и по-хозяйски сжимал его за подбородок. В руках они оба держали бокалы с коньяком. На нас они не обратили внимания — манера всех старших чинов ордена. Не знаю, может, меня разбаловало непрерывное внимание темных (буквально всех, от низкородных милашек до владычиц высоких родов) на родине, но каждый раз такое отношение казалось мне ужасно обидным.
— Два раза я вкладывал власть в твои руки, брат, — говорил Тэргон с непонятной усмешкой, — но ни разу ты не воспользовался возможностью ее взять.
— Ты считаешь, что я способен так легко тебе изменить? — говорить Орэсу было явно неудобно: Тэргон слишком высоко задирал его подбородок и слишком сильно сжимал, но он не пытался вырваться.
— Я всегда полагал, что власть слишком дорога тебе, Орэс. Еще с кадетского корпуса. Прости мои недостойные мысли, — Тэргон наконец отпустил его и кивнул нам.
— Я всю жизнь думал о тебе так же, Даэргон, — сказал Орэс, поднимаясь, — с шести лет, с тех пор, как увидел тебя впервые. Наверное, мне стоило бы извиниться в ответ, но видят боги, я не вижу повода, брат-магистр.
Тэргон засмеялся и махнул ему рукой, отпуская, и Орэс, залпом допив коньяк, свалил, все так же не соизволив нас заметить.
— Это правда, что вы держите у себя в спальне какого-то мага разума, приковав его цепями к кровати и отрубив руки? — спросил у нас Тэргон.
— Что? — ошалело переспросил я. — Нет, неправда, только одну руку! И вовсе…
— Послушай, Дейнар, — оборвал меня Тэргон. — Вам с Никрамом стоит избавиться от своих очаровательных темных привычек. Разумеется, некоторые вещи настолько для вас естественны, что вы не задумываетесь об этом. Но кое-что не вписывается даже в широкий образ распущенных юных орденцев. Вышвырните своего пленника из резиденции.
— Да почему же естественны! — взвыл я. — Ты еще скажи, что для нас естественно по вечерам суп из младенцев жрать, учитель!
Тэргон смотрел на меня с явной издевкой, беся этим до потери пульса.
— Остынь, брат, — Никрам сжал меня за локоть, — у высокородного Тэргона есть основания так говорить. Я тоже часто забываю о высоких нравственных устоях… людей неблагородного сословия.
В глазах Тэргона что-то мелькнуло и изменилось — из них исчезла волчья ухмылка и появилось недоумение.
— Но зачем ты это устроил, Дейнар? — спросил он.
И я рассказал о дурацкой истории с этим магом разума.
— Давно хотел спросить тебя, Дейнар, — сказал Тэргон. — Ты ведь не убил ни одного человека за всю жизнь?
— Нет, конечно, — возмутился я.
— Понятно, — сказал Тэргон, разливая нам коньяк.
Мне было нифига не понятно, что имелось в виду, но он принялся расспрашивать нас о состоянии Эйлаха, и я забыл свое мимолетное недоумение.
Комментарий к 110. Ночь темна
десятилетние примерно Тэргон и Орэс http://36.media.tumblr.com/4379842b98a2e67c64b99910f06641e5/tumblr_njgu4aB6G01t1l77no2_1280.jpg
========== 111. ==========
Сразу после разговора с Тэргоном я отправился к магу разума и запалил того на горшке. Натурально, он сидел и гадил, теребя себя за ошейник, а когда я вошел, с невнятным воплем подскочил и забрался на кровать, мелькнув белой задницей.
Вот засранец, даже не подтерся. Я стоял и пялился на него с кривой ухмылкой, как дурак: в этот момент он так напомнил мне Ясси (когда я его пугал в туалете)… Маг разума прятался под покрывалом и дрожал, следя за мной огромным испуганным глазом. Мог бы Ясси оказаться на его месте?
Я заклинанием очистил горшок, пнул его в угол и присел на кровать.
— Как твое имя?
— Зачем вам? — он сделал над собой чудовищное усилие и выполз из-под одеяла. — За мной не стоит благородного рода, можете не волноваться. И все мои покровители погибли… погибли вчера от рук вашего магистра.
— Они погубили себя сами, — усмехнулся я, — ты был там и видел, что магистр не призывал Силу.
— Это ложь! — выкрикнул он. — Ложь! Дети зла и Бездны, адепты смерти, вы можете извратить все, что угодно, кроме правды!
Я слегка отсел от него — вдруг еще укусит. Он напомнил мне Лэйме в первые дни нашего знакомства.
— Ну, да, — согласился я, — что же еще искажать, кроме правды. Так как твое имя, убогое ты существо? Тебе есть, куда идти? Доползешь к своим?
Он вцепился в свой ошейник одной рукой. Обрубок второй его руки жалобно шевелился, а глаза, больше не сияющие белым светом, тревожно бегали. Кто-то, очевидно добросердечная прислуга резиденции, снабдил его чистой одеждой и перевязал рану белой тряпочкой.
— Вы меня отпустите? — прошептал он. — Просто так, да? Или… — он сглотнул, судорожно подергав ошейник, — сначала изнасилуете?
— Ну, если ты так настаиваешь, — засмеялся я, отстегивая его от кровати.
— Нет-нет-нет, — забормотал он и закатил глаза.
— Только попробуй мне снова в обморок упасть! — прикрикнул я на него.— Кому нужна твоя синюшная задница. Отожрался и проваливай.
Он втянул голову в плечи.
Я за руку (здоровую) оттащил его к черному входу и выставил из резиденции, искренне понадеявшись, что больше не увижу. Этот изувеченный и злобный мажонок разума не имел никакого смысла — помочь с Эйлахом он нам вряд ли захочет (разве что навредить постарается), а выяснять, как именно он дошел до жизни такой, мне было неприятно. Все равно, что в нечистых тряпках копаться. Мажонок, так и оставшийся безымянным, припустил по улице так, что только тапочки мелькали, как будто и не помирал полчаса назад.