— Что ж, уверена, что после общения с храмовниками и солдатами белого станет больше, — тихо заметила Кариэль, обращаясь к нам с Никрамом.
Еще пламенные собрали с десяток изгнанных и обиженных храмовников типа нашего Нимо, и таким образом “комиссия по надзору” была сформирована. Нимо, кстати, ходил среди изгнанников с самым важным видом. Сделал себе авторитет на телевидении, надо полагать.
— Не нравятся мне эти храмовники, — сказала Кариэль громко. — Бедняжки слишком давно не различают зла.
Бывшие храмовники возмущенно закопошились, но сказать ничего не осмелились: они явно боялись орденских офицеров. И не мудрено, те ходили с руками, покрытыми язычками Пламени, как будто в припадке ярости. Собственно говоря, постоянный призыв Силы был мерой предосторожности как раз против храмовников, бывших и нынешних — рядом с ревом и жаром Пламени маги разума теряли способность к сосредоточению и колдовству.
— Разумеется, благородная Кариэль, мнение мага Жизни для ордена всегда будет первично, — сказал Никрам.
— Правда? — пролепетала подслушивающая нас жена пламенного, и тот осторожно обнял ее за плечи:
— Конечно, дорогая, ведь маги Жизни — воплощение любви, а любовь, даже ошибаясь, всегда остается любовью. Те, в ком сохранился золотой свет, не предадут невинных людей магическому рабству.
Я усмехнулся, узнав один в один слова Тэргона.
Вечером, когда Кариэль пришла к нам для сеанса терапии, я снова спросил ее — почему так мало образованных магов Жизни. Шесть чуть ли не со всей империи!
— Природа магов Жизни такова, что наш разум постоянно растворяется в потоке любви и чувств. В слиянии с миром и родом, — сказала она, оторвавшись от пристального изучения задницы Никрама (тот что-то втирал прислуге). — На самом деле, даже столкнувшись с болью и горем, далеко не все маги Жизни с этим справляются и становятся магами разума. Мой брат не смог… Хотя, конечно, справляться не самому, а двигаться в ту сторону, куда тебя подталкивают — должно быть гораздо легче, — она посмотрела на Нимо: — Но что это будет за разум, если лишить его главного свойства — самостоятельности?
Нимо забегал глазками и запыхтел:
— Вы, должно быть, полагаете всякое образование несамостоятельностью, благородная Кариэль? Или только образование, полученное в Храме?
Кариэль лишь снисходительно улыбнулась, ловко избежав таким образом дискуссии.
— Кстати, а почему Храм не забирает женщин? — заинтересовался я.
— Потому что предназначение женщины — дети, — слегка покраснела она, — разве это не очевидно любому, благородный Дейрон?
Я понял, что меня в очередной раз спалили на незнании реалий Светлой империи, и промолчал.
Последние наши дни в столице светлых стали бесконечными — в них влезало невероятное количество дел, а времени все равно не хватало. Мы крутились, как Ясси в колесе (никогда не представлял, как милашка все успевает): занятия с Эйлахом и искалеченным пламенным, кажется, вообразившим себя его кровным братом, цензорские обязанности, сопровождение магов Жизни в казармы… Никто из пламенных не был способен нормально общаться с магами Жизни, кроме нас с Никрамом и того пламенного, женатого на одной из них. Однажды я стал свидетелем, как наша “комиссия по надзору” случайно попалась на пути Тэргона: несколько бывших храмовников впало в истерику (наверное, те, которых он когда-то лично допрашивал), а трое из магов Жизни попадали в обмороки. “Какая чудовищная аура смерти, — прошептала ужасно побледневшая Кариэль, — лед и жар одновременно…”
Тэргон действительно выглядел ужасно — как человек, наплевавший на границы своей личности и бесконтрольно черпающий Силу прямиком из Бездны. Занимался он тем, что некоторые пламенные называли “развалом ордена”: сливал кадетские и военные училища пламенных со школами для эмпатов, а армию преобразовывал в нечто, напоминающее рейнджерские отряды. “Молодые пламенные должны расти среди эмпатов, если мы хотим сохранить Свет, — говорил он возмущающимся братьям, — а армия должна помнить, что защищает свой род и своих людей, подобно дружинникам древности”. Удивительно, но возражающих было совсем немного (хотя некоторые негодовали столь сильно, что вызывали его на дуэль), большинство пламенных было совершенно заворожено видением нечеловеческой Силы, которую умело демонстрировал им Тэргон, и готовы были следовать за своим магистром хоть Бездне в пасть. Что, впрочем, и происходило: прокаженные местности расползались все шире, и от порождений Бездны спасали только отряды пламенных, именующиеся теперь “гвардией Очищения”. Четверо из наших приятелей-адъютантов покинули столицу и стали гвардейцами в землях своих родов. А на телевидении мы делали передачу о том, как охотиться на тварей и после каких ритуалов их безопасно употреблять в пищу.
Однажды я выловил в развалинах одичавшую и тронутую Бездной машинку светлых. Некогда это было кухонной утварью (типа фритюрницы), а теперь походило на поросшую розовой шерстью псевдожизнь — и это сравнение вдруг натолкнуло меня на мысль сделать робота на такой нестандартной основе. Копии всех моих разработок я хранил в Ясичке, а за время, проведенное в светлых землях, успел поковыряться с основными принципами их полуживой техники (и расчленил на досуге несколько подопытных машинок). Так что особых проблем с созданием очередного робота возникнуть не должно. Выращу его на Пламени и магии Жизни.
— И для чего же можно будет использовать такого робота? — спросила Кариэль, подкармливая мою розовую заготовку магией Жизни.
— Ну… посмотрим, — честно говоря, своих роботов я всегда сначала растил, а потом придавал им подходящие свойства. Технологией выращивания с определенными заранее характеристиками занимались мои сотрудники. — Может быть, он сможет вам помогать в обнаружении чар разума!
— Было бы бесценно, — засмеялась она и поднялась. — Ах, благородный Дейрон, спасибо за приятную беседу, вы и благородный Нергон — первые мужчины, с которыми возможно нормально разговаривать, без потока бесконечных глупостей с их стороны. Менее всего я ожидала встретить такое чудо среди пламенных.
— Да, — самодовольно кивнул я, — вам неимоверно повезло! Кстати, чуть не забыл, благородная Кариэль! Вы же обещали мне список литературы.
— Пламенные всегда остаются собой, — фыркнула она. — Сегодня я пришлю вам не только список, но и саму эту литературу.
Я пылко ее поблагодарил. Признаться, меня когда-то задели слова Тэргона про Ясси (мол, даже гениальный самоучка не сравнится с выпускником академии), и я решил привезти милашке учебники для магов Жизни — такой вот гостинец из Светлой империи.
========== 117. ==========
Наверное, вас давно волнует вопрос — для чего я в таких подробностях выяснял сексуальный этикет пламенных. С какими такими похабными намерениями? — спросите вы. Должен сказать, что вся заслуга тут принадлежит Никраму, а я узнал обо всех особенностях лишь благодаря ему.
Никрам, сколько я его помнил, всегда отличался поведением, на которое тоненький папочкин голосок в моей голове с осуждением пищал: “Распущенность!”. В столице он был завсегдатаем элитных клубов наслаждений, а во время нашего похода по задворкам империи не пропустил ни одного городишка, чтобы не посетить тамошние, гораздо менее элитные клубы. При этом он никогда не заводил равных отношений — и об этой его привычке знал даже я. Темные, захлебываясь слюной и блаженно закатывая глаза, многократно и в моем присутствии обсасывали важнейший вопрос: какие такие чудовищные предпочтения заставляют высокого южного лорда пользоваться лишь продажной любовью. В общем, на родине Никрам имел славу жуткого извращенца. И совершенно несправедливо, как я понял уже в Светлой империи. Первое время ради социализации я часто шлялся с нашими светлыми приятелями по их похабным ресторациям, и все продажные мальчишки, с которыми удалялся Никрам, возвращались веселые и незамученные. Пламенные, кстати, хлопали меня в такие моменты по плечу и подбадривали: “Не напрягайся ты так, со шлюхами не измена! А не хочешь ли утешиться, брат?”. Я в ответ привычно отмазывался насчет обета богам и клятвы верности любимому.