Здесь же, в Светлой империи, я имел сомнительное счастье узнать, что Никрам в своих похождениях не ограничивался-таки борделями. Он никогда не соблазнял сам, но мог невозмутимо зажать в углу вертящую перед ним задницей служанку или нагнуть нарывающегося на приключения пламенного солдата. “Безотказность!” — надрывался папочкин голос у меня в голове, и я его старательно затыкал. В конце концов, у южного лорда могли быть совершенно другие понятия о приличиях, чем у рабочего рода из столичных пригородов. К тому же на похабные предложения наших приятелей-офицеров Никрам никак не реагировал, так что дело было вовсе не в безотказности. Просто другие обычаи.
Короче.
Когда я однажды услышал, как Никрам беседует с Кариэль о “милых младенчиках”, я замер, словно пыльным мешком огретый. Никрам и традиционные семейные ценности существовали в разных мирах! И менее всего они должны были совместиться здесь, в прокаженном районе светлой столицы, рядом с благородной светлой из, практически, параллельного измерения.
“Крылышки, подобные тончайшим пластинам из хрусталя! — щебетала Кариэль, сияя глазками и румянясь. — Мягкие крошечные пальчики, словно вырезанные искуснейшим скульптором миниатюр!”
“И глазки, переливающиеся ярче самоцветов”, — смущенно добавлял Никрам, причем я так и видел, как его тянет задвинуть насчет пушистого меха и хвостиков, но он вынужден сдерживаться.
Я попятился и смылся в другую комнату. Боги, вряд ли Никрам мог найти более неподходящее место, время и человека для витья гнездышка. К счастью, Кариэль ничего не поняла, очевидно, светлые по-другому проявляли свою готовность к созданию семьи.
— Еще недавно я почитала величайшей удачей, благородный Дейрон, найти столь честных и открытых собеседников среди пламенных, как вы. И притом столь строгих и сдержанных, без малейшего намека на пошлость, — вздыхала она на следующий день. — Но ныне мне кажется, что я почла бы за счастье узреть хотя бы отблеск той пламенной развязности, — грустно заключила она, проводив взглядом любезно с ней раскланявшегося Никрама (тот убегал по делам и при этом чуть шею не свернул, оглядываясь на нее, — куда уж, казалось бы, развязнее).
— Хм! — глубокомысленно отозвался я. — А давайте проверим реакции робота на стандартные чары разума первого порядка, благородная Кариэль.
— Ах, благородный Дейрон, вы так милы, — засмеялась она.
И я потащил ее в дом — калибровать робота (Эйлах и покалеченный пламенный живо интересовались процессом). И забыл об их любовных метаниях до самого вечера. До того момента, пока не пришел Никрам и не принялся читать Эйлаху (и пламенному) “Страсть страстей”, на лету вдохновенно перекладывая ее на язык светлых.
— Ты же понимаешь, Никрам, что у вас нет ни будущего, ни настоящего? — сказал я ему позже. — Что ты собираешься делать? Навсегда остаться здесь? Или умыкнуть ее в земли Тьмы?
— Я все прекрасно понимаю, Дейнар, — мрачно процедил он. — Но будь любезен не трогать того, что тебя не касается.
Я закатил глаза, безмолвно взывая к богам:
— Как знаешь, брат.
Несомненно, Никрам подумал и над ситуацией и над своим поведением, потому что через пару дней мне не повезло оказаться свидетелем самого отчаянного его подката. Я подошел к парадной и закурил (проклятая пламенная привычка), любуясь на бледные звезды и размышляя одновременно о Ясси и о роботах. И в это самое время из той же парадной вышла наша сладкая парочка:
— …поверьте, благородная Кариэль, я весьма искусен в доставлении удовольствия женщине, — говорил Никрам, придерживая дверь, и в полумраке я видел, что щеки его пылают от унижения — очевидно, он решил, что раз любовь и выводки им не суждены, то остается насладиться лишь развратом напоследок.
Увидев меня, Никрам окаменел, а я выронил папиросу изо рта.
— Боги, — прошептала Кариэль, пятясь и прижимая руки к сердцу, — никогда не слышала ничего более низкого и… и…
Тут она зажала рот и сбежала в сторону своего, покрытого бледно-золотистой шерстью, автомобильчика. Никрам закрыл глаза и невыразительно сообщил:
— Окажись на твоем месте кто угодно другой… кроме Эйлаха… я бы вызвал его на дуэль до смерти, Дейнар.
— Прости, — сказал я.
Никрама можно было понять: уже достаточно унизительным было предложить женщине такого рода услуги, но получить при этом еще и отказ! И все это при свидетелях. То есть, такая ситуация была бы крайне неприятной даже для меня, а уж для заносчивых благородных — наверняка, как нож ядовитый в сердце. Впрочем, во всем этом был момент, которого мы сразу не заметили. Дошло до меня внезапно и среди ночи: ведь Кариэль выглядела не менее оскорбленной и обиженной, чем Никрам! Боги, да у нее же щеки блестели от слез, когда она промчалась мимо меня.
Я ворвался в спальню Никрама (в своей съемной квартире мы чувствовали себя уверенно и ночевали каждый в свой комнате) — он не спал, что-то читал и курил в постели.
— Нет, не тревога, — ответил я на его напряженный взгляд. — Я хотел поговорить о Кариэль.
— Говори, — холодно сказал Никрам, и я закусил губу, чувствуя себя ужасным придурком.
— Я хотел сказать, что ваша сцена у парадной была так же оскорбительна для нее, как и для тебя, Никрам. Можешь говорить, что это не мое дело. Но лечение Эйлаха не закончено, а ты, мне кажется, смертельно обидел нашего единственного доктора.
— С чего ты это взял? — осведомился он.
— Поверь мне, Никрам, я живу в одном доме с двумя светлыми, один из которых — древней крови. Я несколько месяцев чуть ли не каждый день выслушивал треп наших пламенных солдат. И наслушался от них всякого. Ты довел ее до слез! У светлых другие отношения между мужчинами и женщинами, и сейчас она чувствует себя так же униженно, как и ты.
Повисла долгая тишина.
— Вот как? — устало сказал Никрам. — Значит, теперь мне придется еще и вымаливать прощение.
— Очевидно, брат, — сказал я и с некоторой неловкостью свалил.
Впрочем, ничего ему вымаливать не пришлось: Кариэль на следующее утро приехала на плановую терапию и общалась со всеми, кроме Никрама, как раньше. Друг с другом они практически не разговаривали, лишь провожали исподтишка тоскливыми взглядами. Ну и слава богам: неначавшемуся легче кончиться.
Комментарий к 117.
Бонус главка, родившаяся в результате дискуссии о дамских романах и прочем ;)
========== 118. Темный Источник ==========
Эйлах выздоравливал гораздо быстрее, чем предполагала когда-то Кариэль, и уже через полтора месяца он ожил и даже начал принимать активное участие в телевизионной деятельности. Искалеченный некогда пламенный (его звали Антор) стал заметно отличаться от него в развитии — ведь если Эйлах успешно вспоминал себя прежнего, то Антору приходилось создавать себя заново. Но Эйлах продолжал относиться к нему, как самому любимому брату в выводке: они практически никогда не расставались. А однажды я услышал, как Эйлах рассказывает ему о землях Тьмы — не упоминая, впрочем, самой Тьмы, но называя их “наша родина”.
— Меня там ждет невеста, и я вспоминаю ее каждый день, — с улыбкой говорил он и, слегка краснея, добавлял: — и ночь.
— А у меня была невеста? — спрашивал Антор. — Как жаль, что я никого не помню!
— Если и была, то ты мне ее не представлял, — ловко вывернулся Эйлах. — Наш род…
Тут меня достало сверлить его взглядом (тем более, что он мою пантомиму успешно игнорировал).
— Мне надо поговорить с тобой наедине, брат, — сказал я и положил руку ему на плечо.
Мы вышли в другую комнату и поставили купол тишины. Эйлах смотрел на меня с безмятежной уверенностью.
— Ты собираешься взять его с собой? — спросил я.
— Да, — ответил он.
Еще один! То Никрам со своей любовью, то Эйлах вообще непонятно с чем.
— Если бы меня обманом лишили рода и родины, я б убил, — сообщил я, и Эйлах мгновенно растерял свою невозмутимость и засверкал глазами:
— Он уверен, что мы кровные братья, Дейнар! И я чувствую эту же связь… — он потер лоб ладонью, — конечно, это побочный эффект произошедшего, но она не исчезает, а становится лишь крепче. Он не узнал свой род, когда мы пришли к ним, и не почувствовал зова крови. Оставить его будет настоящим предательством!