— Мне кажется, этот низкородный все равно не достоин, — процедил придурок. — Поэтому его можно просто побить.
— Еще кто кого! — живо отозвался я.
— Мне кажется, никто из нас не достоин, — внезапно сказал северянин и, махнув на нас рукой, попробовал свалить.
— Стой, — разъярился высокородный. — Куда это ты собрался?!
— А сколько можно? — северянин обернулся к нему, и я увидел, как от гнева на его висках проступают эти их традиционные родовые татуировки. Только не черные, как в фильмах, а неоново-синие. — Ты только говоришь, что этого хочешь, а на самом деле такой же, как они все! — при этом он указал на меня(!).
— Я же извинился, — злобно сказал высокородный.
Я оглянулся и заметил, что вокруг нас все покрылось инеем и ледяными пиками. А на границе оледенения стояли темные и таращились. Кажется, сегодня мы дали известным мне борцам с Хаосом новую пищу, если не новых адептов.
— Давайте поговорим в закрытом помещении? — предложил я самым своим примирительным тоном.
— Пойдемте! — рявкнул северянин и куда-то решительно попер, пнув по дороге кусок льда (темные испуганно ахнули и метнулись в стороны).
К тому времени, когда мы пришли в какую-то то ли лабораторию, то ли приватный кабинет, я решил взять быка за рога.
— С какой целью вы хотите возродить орден? — обратился я к северянину. — И что предполагаете первичной задачей?
Тот буквально загорелся, ну, знаете, как бывает с людьми, бесконечно преданными своему делу. Среди инженеров такие часто попадаются — увлекшись, мы легко можем выпасть из реальности на несколько часов. Вот и этот хаосит-северянин: только что смотрел на меня злой и бледный, даже темные вихры топорщились агрессивно. А в следующее мгновение его глаза вспыхнули идеей и вдохновением. Никогда бы не подумал, что мысль об ордене может быть для кого-то такой же увлекательной, как для меня — о роботах. Нет, я еще мог понять Ясси, когда он самозабвенно творил свои садовые или кулинарные прибамбасы, в конце концов, это ведь тоже творчество. Но сама мысль об организации своры придурков (типа вот этого высокородного хаосита) в нечто единое вызывала во мне отвращение — почти такое же, как идея службы в армии или полиции.
Однако тут была опасность — если они хотят воссоздать орден, то рано или поздно добьются своего. И я не хотел остаться на обочине.
— Мы хотим… — начал было северянин, но высокородный внезапно перебил его, грохнув кулаком по столу и рявкнув:
— …поработить мир! — и загоготал.
Я аж тоже заржал от неожиданности: надо же, этот тип умел шутить!
Северянин криво ухмыльнулся:
— Для начала будет достаточно защитить наши земли от светлой проказы.
— Испепелить ублюдков в мелкий прах, — процедил высокородный, и, взглянув на него, я понял, что он больше не шутит: лицо его потемнело от ненависти.
— Радикально, — заметил я.
— Я думаю, что это лишнее. Ведь недаром наши предки захватывали только затемненные земли. А светлые в древности — высветленные, — сказал северянин. — Хаос ушел, и светлые перестали следовать колебаниям Тьмы и Света. И оттого завоеванные ими территории становятся Прокаженными.
Еще одна теория возникновения Прокаженных земель! Я посмотрел на него с любопытством:
— Где ты выкопал об этих колебаниях?
Оказалось, он брал пару исторических курсов и перекопал кучу источников, пытаясь понять причины войн прошлого. И какие цели преследуют светлые в настоящем. Разумеется, каждый раз и причины, и поводы, и цели были самые бредовые (“причина лишь одна — светлые ублюдки”, — вставил высокородный), но одну закономерность он все же обнаружил: в старое время мы жили только в границах, предначертанных нам богами и стихиями.
Я рассказал ему о теории Ниары тор Ллоссарх — что сами Темные земли защищают нас. И про то, что светлые называют Прокаженные земли Искаженными Тьмой территориями.
— Да, это не противоречит, — сказал северянин задумчиво.
— Оправдывайте их сколько хотите своими высокими материями, — сказал высокородный, — а я знаю лишь то, что они хотят уничтожить мои… то есть, владения моего рода, и что их надлежит уничтожить самих!
Он оказался из южных лордов. Да-да, тех самых фанатичных ревнителей древних традиций, которых словно сама судьба наказывает за спесь и неуступчивость, лишая всего. Правда, конкретно его род был не из сурового приграничья, а из знойного и сытого Загорья, до которого светлые добрались бы разве что лет через сто.
— А что бывает с южными лордами, когда проказа съедает ваши земли? — спросил я. — Уходите в Безлюдье?
— Не дождетесь, Юг всегда принадлежал нам и будет принадлежать! И южане стоят друг за друга. Мы принимаем наших лишенных земель родичей к себе.
— Благородно! — одобрил я. — А после Университета ты станешь офицером и будешь собственноручно изничтожать светлую заразу?
Он посмотрел на меня с подозрением и отвернулся, буркнув:
— Именно так и будет. И никто не посмеет мне указывать.
— Род отправил Никрама учиться на горного инженера, — тихо заметил северянин. — Чтобы потом управлять их шахтами.
Я посмотрел на высокородного Никрама с легким сожалением: парень хотел быть солдатом, а его заставляют заниматься нелюбимым делом. Что может быть ужаснее инженера, ненавидящего свою профессию! Вот они, минусы аристократии.
— А ты на кого учишься? — спросил я северянина.
— Мое имя Эйлах, — сказал он. — И я собирался быть экономистом, но сейчас больше склоняюсь к политике.
Экономист! Это значило, что его род владел крупными предприятиями, и ему уже доверили управление одним из них, хотя бы младшим партнером. Я знал, что в Университете это было необходимым условием для приема на факультет. Ну, отлично, один аристократ, другой из зажиточного купеческого рода, один я голодранец.
— Дейнар, — представился я. — И как ты собираешься быть политиком, Эйлах, неужели перейдешь в благородный род?
— Иные цели требуют больших жертв, — сказал Эйлах холодно.
Я вдруг вспомнил о жертвоприношениях.
— А ты бы согласился зарезать на алтаре пару человек, если бы знал, что это повернет колесо Судьбы? Если бы это заставило, например, светлых отступить? Говорят, надо выбирать самые невинные и чистые души, чтобы был эффект.
— Пару человек, подумаешь! — воскликнул высокородный Никрам. — Люди гибнут на войне ежедневно. Если это поможет — никаких колебаний и быть не может.
Ну, кто бы сомневался. Я смотрел на Эйлаха, а тот молчал.
— Ты спрашиваешь, потому что знаешь, или просто развлекаешься прикладной этикой? — наконец разродился он.
Ловко перевел вопрос! Точно политик.
— Знаю, — ну, я ведь и правда знал кое-что о жертвоприношениях от светлых. — Так что же ты выберешь, Эйлах.
Он вдруг покраснел:
— Если бы это помогло, я бы с радостью пожертвовал своей душой! И попросил бы кого-нибудь пойти со мной. Ведь хоть один человек бы точно нашелся.
— А если бы понадобилось несколько сотен, и хаоситы совсем были бы непригодны для этих целей?
Он долго молчал, а потом посмотрел мне в глаза:
— Резать темных — все равно, что давить детей в корзине. Не может Судьба повернуться в твою сторону после такого.
Никрам презрительно ухмыльнулся:
— Оправдания, достойные темного истерика. Позволишь своей стране погибнуть из-за того, что боишься испачкать руки? Будь уверен, потомки тебя за это не поблагодарят. Потому что их вообще не будет.
— Не может Судьба повернуться в твою сторону после такого, — повторил Эйлах твердо. — А теперь говори, Дейнар, что ты знаешь об этом.
— Я встречал описание такого ритуала. Весьма общее описание. Нужно довести несколько сотен людей — обязательно чистых и невинных — до того, чтобы они захотели стать добровольной жертвой. И каждая жертва будет понемногу разворачивать Судьбу.
— Где встречал? — спросил Эйлах хмуро.
— У светлых.
— Ясно.
— Идиотские проблемы. Каждый, ставший солдатом, готов добровольно отдать свою жизнь, — пожал плечами Никрам, а потом нахмурился: — Хотя, несомненно, невозможность пожертвовать собой в числе прочих, делает это деяние низким… Не может быть такого ритуала, светлые его просто неправильно описали!