— Ты говоришь “министерство правды” так, будто это что-то плохое, — заметил я.
— А вы не замечаете иронии в названии? — Лэйме нервно дернул уголком губ. — Интересно, почему темные не назвали министерство войны — министерством любви.
— Любовь!.. — захихикал Ясси и поцеловал меня в шею.
Я смутился, вспомнив, как он отрывался полночи, вовсю пользуясь тем, что я был совсем никакой после дуэли. Лэйме отвел глаза.
— И как же, интересно, называется ваше министерство правды? — спросил я.
Лэйме открыл и снова закрыл рот, словно не мог вспомнить, а потом растерянно посмотрел на меня:
— Я знаю, что хочу сказать, но не могу, как будто это слово не существует, — он закрыл глаза ладонью, напряженно шевеля губами.
— Это потому, что у светлых нет своего языка, а лишь бессмысленный набор звуков, подстраивающийся под нашу лингвистическую матрицу! — заржал я.
— Дурак! — Ясси оскорбленно пихнул меня локтем, вызвав новый приступ смеха:
— Ну, прости, милашка, это мне в университете сказали.
— Лингвистическая матрица, конечно, — воскликнул Лэйме. — Боги, я же помню тот момент — когда ваше рычание и шипение внезапно обрело смысл. А ведь почти забыл… Очевидно, у вас нет точного аналога этого слова.
— Почему же нет, — заулыбался Ясси, — наше министерство правды называется Лживым приказом!
— Самокритично, — сказал я, давясь от смеха.
Лэйме вспыхнул:
— Это не так, там совершенно другие слова и оттенки смысла!
— Но сам смысл, видимо, тот, — заключил я и встал. — Ладно, пойду в гараж, переварю имперскую заботу о своей репутации.
Ясси ускакал за котиками — хотел посадить их в корзину и отнести знакомиться с какими-то “хвостатиками”. А Лэйме потащился за мной в гараж, а потом и к загону с псевдожизнью. И принялся неловко мяться, явно не решаясь подойти. Я решил не обращать на него внимания: пусть в следующий раз следит за языком и думает, прежде чем язвить и осуждать. Ну, или хотя бы научится извиняться — а то сначала ему Яссина поротая задница не нравится, потом наш орден, а теперь смотрит, как побитый.
Псевдожизнь за неделю успела свыкнуться с контурами Хаоса, а Рогачка даже срослась с моим недоделанным роботом и бодро шевелила манипуляторами. Отлично, теперь можно, наверное, наложить следующий слой заклятий — так, чтобы контуры постепенно переполнились Хаосом настолько, что, образовав устойчивую матрицу, провалились бы в пространство Бездны.
— Все дело во временном факторе, — сказал Лэйме. — Псевдожизнь на самом деле похожа на живые организмы, и подходить к ней следует не как к бездушной технической основе. Ее нужно растить, пользуясь принципами наших инженеров полуживой техники… — он запнулся и пробормотал: — Боги, “полуживая техника”, до чего отвратно звучит.
Я жадно к нему подался:
— Ты же вел наблюдение всю эту неделю, Лэйме? И расскажи о ваших инженерах, — я подумал и добавил: — Пожалуйста.
— Конечно, я не специалист по этому направлению, но основные принципы… — заулыбался Лэйме, подходя ко мне.
И на следующие семь часов я забыл и о сволочных газетах, и о хаособорцах, и вообще обо всем, увлеченный нашей работой с псевдожизнью. Надо будет принести пару экземпляров в университетские лаборатории, там оснащение не в пример лучше. Но, с другой стороны, там у меня не будет Лэйме… Хоть разорвись.
Пару раз прибегал Ясси и приносил корзинки с закусками и судочки с горячей едой. И, естественно, питательные амулеты для псевдожизни.
— Ты просто чудо, Ясси, настоящий подарок богов, — сказал я, вгрызаясь в нечто горячее, ароматное, мясистое и завернутое в лепешку.
Ясси хитро посиял глазками, поцеловал меня в щеку и умчался. Впрочем, скоро один экземпляр псевдожизни у нас разбалансировался, и пришлось смириться с тем, что на сегодня опыты закончены.
Вообще-то, вечером я хотел поваляться на диване, читая труды древних исследователей псевдожизни, тискаясь с милашкой и трепясь с Лэйме о прочитанном. Идиллическая картина, как раз для субботы!
И она уже вполне нарисовалась. Лэйме подхватил книгу и устроился на верандe, явно дожидаясь ухода Яссиных гостей. А Ясси засуетился, с этими самыми гостями обнимаясь и прощаясь. Гости же тянули время, шуршали набросками к очередным похабным комиксам и таращились на меня круглыми, сочащимися Тьмой глазами. Наверное, газет обчитались.
Кстати, о газетах. Я взял дневной выпуск, заранее ухмыляясь в предвкушении очередной порции исторической (и не очень) аналитики.
Мне позвонили — с незнакомого номера.
— Привет, Дейнар, — сказал Эйлах. — Не хочешь подойти?
— Не хочу, — честно признался я.
Эйлах напряженно молчал на той стороне, и я вздохнул, вспомнив про орден:
— Куда?
— К Императорскому госпиталю, — сказал Эйлах с таким явным облегчением, что я даже слегка обеспокоился:
— Надеюсь, наш высокородный собрат не собирается пировать с богами?
— Нет, но он хочет тебя видеть. И… вообще поговорить надо.
Я помолчал, разрываясь между мечтой о тихом семейном вечере и чувством долга перед орденом (пополам с любопытством — особенно интересно было посмотреть на побитого Никрама). А потом все же решил поехать.
Темные, прослышав о моем отъезде, тут же снова разложили свои бумажки на столе, а Ясси принялся совать мне в руки “гостинцы для раненого”. Гостинцы я, конечно, взял, но развернул сразу за воротами. Там оказались пирожки, и я немедленно их сожрал. Вряд ли высокородного морят голодом в Императорском госпитале, так что обойдется без милашкиных пирожков!
А у входа в госпиталь на меня напала свора журналистов.
— Вы же Дейнар Дартзих? — возбудились они. — Третий член возрожденного ордена Пепла и Хаоса?
Я остановился:
— Первый!
Они захихикали, протягивая ко мне свои микрофоны и камеры:
— А что вы скажете о будущем ордена? Какие у вас планы? Вы близко знакомы с…
Я окинул их прищуренным взглядом, непроизвольно копируя Тэргона, и гордо удалился. Давать еще интервью всяким — все равно оболгут.
========== 50. ==========
— Откуда ты узнал мой телефон, Эйлах? — спросил я, заходя в палату. И огляделся.
Палата была роскошная — вся в каких-то завитушках на стенах, шелковых драпировках и гнутой мебели. Эйлах с Никрамом сидели около камина и играли в шахматы. Прикольно, Никрам никогда не создавал у меня впечатления любителя настольных игр. Впрочем, с отрезанной по локоть правой рукой и искалеченным левым плечом — что ему еще оставалось делать. Вот что значит, попасть под прямой удар проклятия Сути Хаоса. Интересно, он стоять может?
Эйлах встал, протягивая мне руку:
— Спросил у одного из твоих сокурсников. Решил проверить твою теорию насчет того, что темные знают о нас все.
Я хмыкнул, пожимая его руку:
— Видел, кстати, твое интервью в газетах. Выступил на отлично.
Эйлах покраснел:
— И не упоминай.
Я с некоторой неловкостью подошел к Никраму. Тот молча кивнул мне на третье кресло.
— О чем вы хотели поговорить? — спросил я, взяв бокал вина.
— Это все… — начал было Эйлах, но Никрам перебил его, стукнув искалеченной (левой) ладонью по столу:
— У кого, Бездна тебя раздери, ты учился дуэльному искусству?!
— Ты не хочешь этого знать, — фыркнул я и откинулся в кресле. — Поверь мне, Никрам.
Температура в комнате значительно упала, а в камине замерз огонь. Никрам смотрел на меня с ледяной яростью, и, судя по всему, с балансом Силы у него было все в порядке, оставалось только недостающие конечности вылечить. Я вздернул одну бровь, но тут же опустил и нахмурился, поймав себя на том, что снова подражаю Тэргону. Не хотелось бы стать его мелкой копией!
— Успокойся, Никрам, — сказал Эйлах. — Дейнар не обязан выкладывать свои тайны.
И Никрам внезапно взял себя в руки: прикрыл глаза и принял расслабленную позу.
— Ну, конечно. Ты же… протеже рода Ллоссарх, — сказал он, явно заменив словом “протеже” свой очередной южный архаизм. — Ты учился у этого… пламенного… которого они… столь опрометчиво привели в свой род.