Никрам сидел один и ловко орудовал одной рукой.
— Приветствую, брат, — сказал Эйлах, опускаясь за его стол.
— Благородный Эйлах, благородный Дейнар, — процедил Никрам.
— Высокородный Никрам, — так же официально отозвался я.
Мы зловеще помолчали. Точнее, это Эйлах с Никрамом зловеще молчали, сверля друг друга взглядом, а я изучал картины на стенах. Там были изображены сцены из деревенской жизни: одетые в полупрозрачные шелка милашки пасли рогатый скот, изящно работали какими-то мотыгами (оттопырив попки) и гоняли стайки пауков серебристыми хворостинками. Занятно! Наверное, это благопристойные занятия древних милах — из тех, что назывались рабами рода. Да, когда-то считалось неприличным брать в мужья слабых… Разврат, короче.
— В чем дело, Никрам, — наконец разродился Эйлах, — ты так и собираешься меня избегать и сбрасывать звонки?
— Может же человек побыть один? — сказал Никрам холодно. — У меня была слабая надежда, что здесь меня оставят в покое. Забыл, что отныне и тут…
Эйлах вспыхнул и встал:
— Что ж не смею вам больше мешать, высокородный Никрам.
Я оторвался от картины с купающимися милахами (во всем виноват Ясси, если бы вам пришлось всю ночь его утешать и любить, вы бы тоже замечали вокруг одно похабство) и пошел за ним.
— Интересно, — фыркнул я, — а если нас останется двое, орден снова исчезнет?
— Орден — это лишь печать Хаоса на душах его детей, — сказал Эйлах глухо. — Он не исчезнет никогда.
— Постойте!..
Я оглянулся и увидел, что Никрам встал и смотрит нам вслед лихорадочно горящими глазами. А Эйлах сделал вид, что ничего не услышал, продолжая решительно шагать на выход. Страсти, как в темной драме! Присутствующие в зале темные, кстати, наблюдали за разворачивающимся действием с огромным любопытством, даром, что благородные.
Я подмигнул Никраму и вышел вслед за Эйлахом.
— Конечно, я понимаю, что он бесится из-за Тэргона тир Ллоссарх, — сказал Эйлах некоторое время спустя. — Но у любого терпения есть пределы.
Я пожал плечами:
— Носишься с ним, как с родным папочкой, может, уже поженитесь?
Эйлах остановился, глядя на меня с открытым ртом и медленно краснея:
— Ты… Ты хоть иногда слушаешь, что несешь, Дейнар? Жениться на папочке? И при чем здесь вообще это!
Я заржал, хлопнув его по плечу:
— А что, все как в лучших домах! Типа, благородные тоже плачут. А потом он окажется твоим потерянным троюродным братом.
И Эйлах тоже рассмеялся.
А после занятий меня выловил уже Никрам. И, явственно страдая и злясь, потребовал, чтобы я позвонил Эйлаху.
— Что, теперь тебе не отвечают? — хмыкнул я, вытаскивая телефон. Мне хотелось с остроумием пройтись насчет влюбленных паучков, но я сдержался. В конце концов, меня бы тоже расстроила ссора с кем-то для себя важным. “Хорошо”, — коротко отозвался Эйлах на предложение о внеочередной орденской сходке.
— Что он ответил? — спросил Никрам, не дождавшись комментариев после окончания звонка.
Я ухмыльнулся:
— Советую извиниться при встрече.
Разумеется, Никрам не извинился. Вместо этого он, криво усмехаясь, достал из кармана газету:
— Видели? Зияющие столбы Тьмы Внутреннего моря!
— Да, — отозвался Эйлах, глядя в сторону, — на острове Соленый Моржовый Хрен, весьма занятная новость.
— Не Моржовый, а Тюлений, — сказал Никрам.
Я фыркнул — это была, действительно, новость дня, темные в столовке только об этом и трещали. Этой ночью на острове с непристойным названием вспыхнули огромные столбы Тьмы. Причем, по утверждениям очевидцев, если встать ровно в центр пересечений силовых полей от этих столбов, то можно услышать злобный вой Бездны. Обычные темные бредни, короче.
— Давайте зажжем столбы Хаоса в нашем центральном храме, — предложил Никрам. — Сколько ему стоять в запустении.
Главный храм Хаоса действительно стоял в запустении — на площади неподалеку от императорского дворца. Точнее, когда-то это была площадь, а теперь ее превратили в Парк Ужасов и поставили рядом детскую площадку. И храм Хаоса, весь поросший бледно светящимися лианами, пугал пустыми глазницами играющих детишек и папочек с выводками. В детстве мы обожали туда бегать по ночам, и мои друзья очень смешно боялись. Представляю, как всех поразят столбы Хаоса!
— Отличная идея! — восхитился я. — Пойдемте немедленно.
— Да, — сказал Эйлах, улыбаясь, — давно пора заявить о себе.
За нами как-то незаметно (как всегда бывает с темными) увязалось несколько университетских приятелей. На злобный взгляд Никрама и его явственное “этих еще не хватало” они отреагировали лишь смущенным хихиканьем.
По дороге Эйлах уверял, что он обязательно договорится с Тэргоном, и тот возьмет Никрама в рейнджерский отряд для младших рода Ллоссарх.
— Я пробовал с ним говорить об этом. И он не проявил негативной реакции, — сообщил Эйлах.
— То есть, он не проявил никакой реакции, если я правильно научился тебя понимать, дорогой друг, — угрюмо пробормотал Никрам. — Проще говоря, проигнорировал.
Я заржал:
— Если Тэргон тебя все же возьмет, Никрам, то тебе обязательно надо выучить волшебные слова.
— Какие?
— Повторяй за мной, — хмыкнул я. — Простите, сэр. Конечно, сэр. Спасибо, сэр. Виноват, больше не повторится, сэр.
— Как только выздоровею, вызову тебя еще раз на дуэль за идиотские шуточки, — процедил Никрам, белея от злости. — Мне терять больше нечего.
— Это не шуточки! — возмутился я. — А братские советы, дабы кое-кому не погореть синим пламенем.
— Ну, что ты, Дейнар, — улыбнулся Эйлах. — Тэргон тир Ллоссарх произвел на меня впечатление крайне интеллигентного и вежливого человека, он никого не станет жечь почем зря.
И я и Никрам вылупились на него с одинаковым изумлением и даже не нашли, что на это сказать.
В храм мы проникли совершенно беспрепятственно. Обычно пустые здания у нас долго не стоят — сначала в них заводятся пауки и прочая живность, потом заползают растения, а потом в них начинают устраивать свои таинственные сходки темные. На последней стадии заброшенности они превращаются в гнезда псевдожизни. Разумеется, такое происходит только в местах наподобие свалки. В центре города пустые дома быстренько оприходуются новыми хозяевами, а в сельской местности просто разрушаются, сливаясь с природой.
Но в нашем храме не было ни пауков, ни пыли, ни следов присутствия темных. Там были лишь холод и звенящая, тянущая за душу пустота. Мы притихли, оглядывая высокие сводчатые залы. Каменные полы были инкрустированы огромными рунами, и в главном зале эти руны образовывали Звезду Хаоса.
— Страшно-то как, — пробормотал один из темных. — Может, пойдем отсюда?
— А где столбы-то зажигают? — поинтересовался я одновременно с ним.
Никрам с Эйлахом переглянулись и встали на концах лучей Звезды Хаоса. Эйлах поманил меня за собой, и я, подумав, тоже выбрал себе луч. Звезда была шестиконечной, так что очень удачно, что нас было трое — мы смогли встать симметрично. Никрам с Эйлахом начали выпускать Хаос вдоль граней Звезды, и я последовал за ними. Наша стихия металась в границах древней руны и вздымалась вверх ледяным пламенем. Темные таращились на нас из дальнего угла.
Я закрыл глаза, ощущая рвущуюся на волю ярость Хаоса, мне казалось, еще немного, и я не удержу его. А потом все вспыхнуло и завыло, и я посмотрел вверх и увидел три бьющих в небо (в специальные проемы в крыше) столба.
— Треугольник основателей, — прошептал Эйлах.
— Круто, — согласился я. Темные подошли поближе, возбужденно сверкая глазами.
Никрам молчал, протягивая руки к своему столбу — как будто грелся у костра.
— У нас в доме рода тоже был маленький храм Хаоса, — вдруг сказал он. — И мне всегда хотелось оживить его. Но никогда не получалось.
Когда мы вышли, то обнаружили, что светящиеся лианы осыпались с храма прахом, но зато теперь призрачно сияли его окна. От любования плодами своего труда меня отвлек звонок милашки. “Приезжай быстрее, Дейнар, — прощебетал он в трубку. — Лэйме уже вернулся, и мы устраиваем праздничный ужин. Он скоро устроится на работу, представляешь!”