Я оскорбился на ее намек и отвернулся к окну. А потом мы приехали. Здание имперской безопасности (бывшая орденская крепость, кстати) хоть и стояло на другом берегу Подлянки, но все же находилось в центре — особо не погоняешь. Внутри все соответствовало моим ожиданиям о суровой древней крепости — гранит и дерево. Только на полах лежали пушистые черные ковры. Темные даже в такое место принесут уют.
Безопасница повела меня вниз, и я принялся с любопытством оглядываться — сохранились ли здесь древние подземелья и застенки, и нанесли ли в них коврики?
Мы неожиданно зашли в какой-то кабинет, где был стол, ковры, несколько стульев и стена Тьмы. Ага, допросная со зрительским залом! Я такие в криминальных фильмах видел.
— Подождите здесь, благородный Дейнар, — сказала моя вежливая безопасница, и я вежливо с нею согласился, хотя никто в моем согласии не нуждался.
В одиночестве я провел часа полтора и успел изучить допросную вдоль и поперек. И ничего не обнаружил ни в углах, ни под коврами. Подавители магии нигде не ощущались, хотя я и чувствовал их дальнее мощное эхо. Значит ли это, что ко мне не относятся, как к преступнику, или так всегда обращаются с благородными, даже если те давили младенцев в корзинках? Я попытался подковырнуть стену Тьмы, но та лишь пружинила под моими осторожными спиралями Хаоса. На более мощные заклинания я не решился, опасаясь показать себя с плохой стороны.
— Благородный Дейнар тиррше Ллоссарх из рода Дартзих, — в допросную прокрался бледный темный с глазами завзятого грибоеда. В руках у него была тоненькая папочка, а на заколке галстука — герб. Очередной благородный!
— С кем имею честь, — спросил я с интонациями Никрама, и благородный грибоед надменно скривил губы в ответ:
— Называйте меня господин следователь, раз вам угодно делать вид, что не узнали моего рода.
— Я не особо разбираюсь в геральдике, — слегка смутился я и, кажется, сделал этим замечанием только хуже: темный посмотрел на меня, как на завзятого врага Империи, которого только брезгливость мешает немедленно уничтожить. Обидчивый.
Следователь принялся выяснять у меня примерно то же, что и Лэйме утром — как и кому пришла в голову идея о столбах, и не подтолкнули ли нас к этому, и кто первый заговорил об этом (я заявил, что это общая идея, если Никрам захочет — пусть сам признается), и с какой целью я выяснял в библиотеке о гигантских рунах, и не намекал ли мне на что-нибудь подобное Тэргон тир Ллоссарх.
— Не намекал, мы вообще о рунах не говорили, — сказал я.
— А о чем? — заинтересовался следователь.
— О дуэльном искусстве, — буркнул я мрачно. Может, учитель участвовал в какой-то интриге рода Ллоссарх, а мы с ребятами нечаянно их подставили? Гадство.
— Так, — сказал следователь, листая свою папку. — Вы, благородный Дейнар, живете с двумя светлыми, один из которых не только безродный, но и бывший вражеский офицер. Вы говорили с ним о чем-то подобном?
— Мы говорили сегодня утром о новостях в газете, но я не сказал ему, что участвовал в оживлении храма, — ответил я, представляя, что будет, если моих светлых притащат сюда на допрос. Будут ли безопасники так же вежливы с низкородным и безродным? Сложно вообразить, каким ударом это станет для едва ожившего Лэйме. Да и Ясси… он, конечно, сильный, но… Милашка же совершенно ни при чем!
— Очевидно, вашего супруга и наложника следует также допросить и проверить, — ухмыльнулся следователь, пристально глядя на меня.
Ублюдок явно считал мои мысли по лицу.
— Они ни при чем, я никогда с ними не говорю о делах ордена, — процедил я, и по краям стола поползли снежные узоры.
— Конечно же, я верю вам, как можно не верить слову благородного. Но надо проверить, ведь из юношеской доверчивости вы могли не заметить светлого врага в собственной постели, — ухмыльнулся следователь, и светлые глаза его почернели, за спиной крыльями расползлась Тьма, а в руках соткалось заклятие Плети.
Он был благородным и старшим, и едва ли я мог так уж легко справиться с ним. А может, и вообще не смог бы — здесь, в застенках имперской безопасности, мне вряд ли удастся выяснить это, сила совершенно не на моей стороне.
В комнату проскользнула еще одна темная, чей герб я сразу узнал. Одна из старших рода Ллоссарх села к нам за стол и едва слышно прошелестела:
— Приветствую, благородные господа.
Следователь посветлел глазами и втянул все свои крылья и плети.
— Приветствую, высокородная.
Я с некоторым усилием загнал обратно свой рвущийся Хаос.
— Вы уже задали все вопросы нашему юному рыцарю, дорогой коллега?
— Еще остались некоторые, — скривился следователь.
В присутствии тор Ллоссарх допрос продолжался без огонька и как-то быстро закончился.
— Спасибо за ваше сотрудничество, благородный Дейнар тиррше Ллоссарх, — сказал следователь, вставая. — Надеюсь, скоро увидимся.
— Пожалуйста, господин следователь, — сказал я, — но насчет скорой встречи сомневаюсь, Бездна велика и встретиться там трудно.
Тор Ллосарх засмеялась, а следователь побледнел и злобно сверкнул глазами:
— Как остроумно, браво. Неужели вам наконец надоело строить из себя болвана?
Мне хотелось еще более остроумно заметить, что я лишь пытался сделать ему приятно и понятно. Но пришлось сдержаться — пожалуй, это было бы слишком нагло.
По дороге наверх я попытался выяснить насчет столбов Тьмы у тор Ллоссарх, но та лишь заметила с осуждением:
— И не стыдно тебе, Дейнар, жить в безнравственном разврате с наложником, тем более — светлым?
Я заткнулся, растеряв от злости все слова и оправдания. И успокоился, только заметив, как явно она развеселилась. Боги, да это же обычная темная гадость, просто в исполнении высокородной!
— Если хочешь, можешь подождать своих друзей здесь, — сказала она и оставила меня в холле у входа.
Я оглядел черные пушистые ковры, такие же пушистые диванчики, загончик с особо пушистыми пауками и горшки с пушистыми мимозами.
И поспешил покинуть это пушистое царство. Подожду своих собратьев на площади перед зданием. Странно, что заведение, где все сколько-нибудь значительные должности занимают благородные, оформили, как мечту какого-нибудь моего соседского милашки об уютном гнездышке. Только нравоучительных картинок на стенах не хватало. И фотографий родичей.
Я сел на скамейку и некоторое время медитировал на фонтан, пытаясь понять — дали ли мне эти несколько часов хоть какую-то ценную информацию, кроме того, что безопасники испытывают нездоровое пристрастие к пушистому и черному. Так выходило, что ничего нового я не узнал, лишь загрузился кучей чего-то невнятного и подозрительного. Вообще-то, именно такое впечатление обычно и остается после общения с темными, просто в Университете я об этом успел забыть — среди единственно понятных и нормальных темных — инженеров.
Я позвонил милашке и убедился, что дома все в порядке.
А потом они все явились — почти одновременно — задумчивый Эйлах, заледеневший от гнева Никрам в сопровождении своей мамочки, и дымящийся Тьмой Тэргон. Тьмы на Тэргоне было так много, что она вилась за ним длинным, многометровым плащом, в прорехах которого полыхало синее пламя. Наверное, Тэргон прошел по Темному миру.
Я почувствовал, как завыл и заскрежетал мой Хаос, отвечая на колебания родственной Силы, и увидел, как напрягся Эйлах, тоже удерживающий свою стихию, как призвала Тьму мамочка Никрама. Сам Никрам не шевельнулся.
— Учитель, — сказал я почти одновременно с Эйлахом.
— Прекрасная и высокородная Никара, счастлив лицезреть, — обратился Тэргон к мамочке Никрама, и та, злобно зашипев, растворилась во Тьме, не желая, видимо, обмениваться оскорблениями с более сильным.
— Дейнар, Эйлах, идите за мной, — сказал Тэргон, направляясь в здание имперской безопасности. Тьма уже сгорела на нем без остатка.
— Позвольте и мне, — вдруг сказал Никрам, голос его звенел от напряжения.
Тэргон остановился, молча его разглядывая. Никрам быстро взглянул на меня и выдавил: