— Отпустите меня, сэр, — сказал Эйтан зло. — Что на вас напало, задери вас Тьма? Совсем от своей учебы спятили?
— Ты не помнишь, как хотел придушить меня? — сказал Лэйме, отзывая змея. Он был сильнее Эйтана, но тот смотрел на него с самоуверенным гневом в рыжих глазах, а Лэйме била внутренняя дрожь, и змей нервно шипел и извивался у его ног, и не был он уже уверен в том, что Эйтан на него напал. Может, он все неправильно понял, и Эйтан хотел… чего-то другого? Но нет, ведь и Ясси сказал, что у него проблемы с пламенными, все чары разума истаяли примерно в одно время.
— С чего это вдруг мне вас душить! — рявкнул Эйтан, наступая на Лэйме, и язычки Пламени метались в его глазах и скользили по рукам.
И Лэйме решил, что не будет сопротивляться — если только Эйтан не начнет творить что-то совсем уж безнравственное, то чем грозит Лэйме гнев низкородного? Парой оплеух? Оружейных проклятий ведь у Эйтана не было.
— А что ты сейчас делаешь, Эйтан? — спросил он, когда пламенный стиснул его за плечо и встряхнул.
Не сопротивляться было трудно, и Лэйме уперся рукой ему в грудь, пытаясь оттолкнуть. Без применения магии ничего не получилось, а лицо Эйтана исказилось от ярости. Лэйме даже не заметил замаха — только вспышку пламени и боль от удара. Должно быть, вооруженный, Эйтан был бы поистине страшен. Волны за бортом вздыбились и снова опали, а Эйтан вдруг отпустил его, глядя с ужасом.
Лэйме пошатнулся, отступая назад и прижимая пальцы к разбитым губам. Эйтан ударил его раскрытой ладонью — не дрался, а словно младшего пламенного наказывал — так оскорбительно. А еще Лэйме никто и никогда в жизни не бил — даже темные не били, когда тащили в плен, и только связали, когда насиловали, даже Тэргон ни разу не ударил в ответ на все оскорбления. Даже в детстве он не дрался ни с братом, ни с редкими друзьями, с которыми ему было позволено играть… Лэйме чувствовал, как унизительные слезы обиды закипают на его глазах, и тяжело дышал, пытаясь с ними справиться.
— У вас кровь? — спросил Эйтан шепотом и протянул к нему руку.
Лэйме невольно отшатнулся.
— Ты меня ударил, и у меня кровь. Сейчас пройдет.
— Эмпатов бить нельзя, — сказал Эйтан растерянно, и взгляд его поплыл.
Лэйме сосредоточился, пытаясь определить состояние его ауры, и увидел, что все стало хуже, чем было полчаса назад. Выродившиеся и ослабевшие заклятия разума окончательно проявились, всплывая из тонких энергетических уровней, и в процессе проявления они словно скукожились, иссекая ауру. И впитали в себя Тьму, так щедро рассеянную по этой земле. Неужели это спровоцировал Лэйме недавним насилием, или это было естественным развитием кризиса?
— У тебя сейчас кризис, Эйтан, ты не понимаешь, что творишь, — сказал Лэйме. — Скоро все пройдет, тебе надо лишь взять себя в руки. Встретиться с Ясси, он тебе поможет справиться, он же маг Жизни. Ты хочешь увидеть своих товарищей, Эйтан? Мы сейчас вернемся на берег и пойдем к ним.
Эйтан молчал, бездумно глядя на дальний берег реки, и Лэйме осторожно прикоснулся к его локтю.
— Почему здесь нет моря, сэр? Я всегда жил около моря… Слишком много берегов, — он сдавил виски ладонями. — Они меня душат.
— Из каждой реки растет бескрайнее море, — сказал Лэйме. Водяной змей с тихим плеском закружился у их ног, щупальцем скользнул по спине Эйтана и обвился вокруг его головы: Лэйме пытался снять боль от испорченного заклятия, применяя все свои скудные знания в оказании первой помощи.
И это помогло, взгляд Эйтана прояснился, а на губах мелькнула слабая улыбка:
— Похоже на стихи, сэр.
— Это и есть стихи, — улыбнулся в ответ Лэйме. — Цурана Золотоголосого, ты не учил в школе?
— Я не ходил в школу, только в военное училище. Но этого Цурана один стих помню, который про Родину… Выше неба…Блеск синей воды, все в боях давно… — Эйтан потер лоб, а потом с недоумением обернулся к Лэйме: — Слова звучат у меня в голове, но вместо стихов выходят какой-то глупостью. Это опять ваш кризис?
— Нет, — покачал головой Лэйме, — это язык темных, на котором ты говоришь. Ты помнишь стихотворение на родном языке, но чтобы его произнести, требуется некоторый навык в стихосложении…
— Какой еще, Тьме в жопу, язык темных и навык! — снова вспыхнул Эйтан.
И Лэйме, не справившись со страхом, взмахнул рукой, творя Щит Воды.
— Вы снова?! — окончательно взбесился Эйтан. — Разве я вам что-нибудь сделал?!
— Последние пять минут — ничего, — выдавил Лэйме, собираясь с духом, чтобы опустить щит и наверняка снова получить по лицу.
Но Эйтан внезапно прижал руку к груди — туда, где у пламенных было средоточие Силы — и упал на колени, страшно бледнея. Аура его пульсировала, причем ее отдельные, разделенные проклятием участки, вспыхивали асинхронно, словно собираясь распасться.
— О боги, — выдохнул Лэйме, опускаясь рядом с ним. — Я не хотел на тебя нападать, Эйтан, держись, умоляю, — он положил ладонь Эйтану на спину, пытаясь облегчить боль прикосновениями Воды, как недавно. И с отчаянием понимая, что не может удержать разрушение.
На долгие минуты Эйтан застыл безмолвным изваянием, рыжие его глаза выцвели и потеряли всякое выражение. А потом он резко выдохнул и посмотрел на Лэйме:
— Еще недавно я думал, что знаю о боли все.
— Вот теперь ты говоришь, как поэт, — слабо улыбнулся Лэйме.
— У вас слезы на глазах, — хрипло сказал Эйтан, на его губах выступила кровь, — я вас снова ударил и не помню?
— Нет, — сказал Лэйме, он хотел еще что-то добавить, но не нашел слов и просто повторил: — нет, нет.
— Значит, высокородный господин плачет обо мне, — сказал Эйтан, снова застывая и белея, очевидно, отступившая было боль снова принялась терзать его, — как лестно, сэр.
Лэйме зажмурился и уткнулся лбом в его каменно-твердое плечо:
— Прости, у меня не получается помочь тебе…
Эйтан снова долго молчал, перетерпевая, должно быть, приступ, а потом спросил:
— Что со мной? Я наступил на отложенную мину и не заметил?
— Нет, это Родина окончательно прощается с тобой, — ответил Лэйме.
— Да уж, Родина неласкова, — сказал Эйтан, склоняясь на палубу, — надеюсь, другим ребятам повезет больше.
Лэйме заглянул ему в лицо и узнал, что несгибаемые пламенные тоже умеют плакать — из закрытых глаз Эйтана текла кровь. Лэйме поднял руки, призывая водных драконов и змей, и перенес потерявшего сознание пламенного в рубку, все еще пытаясь удержать его распадающуюся ауру. А потом взнуздал свою Силу, бросая яхту к берегу — ведь Эйтан еще жив, а значит, есть надежда, что маг Жизни поможет ему. Надо лишь удержать его, не дать распасться по дороге к приюту.
Ошивающиеся на причале темные помогли Лэйме пришвартоваться, а потом бежали рядом, ахая и испуганно заглядывая в лицо пламенному. “Бедняжка, совсем умирает, — шелестели они, — такой большой, красивый, как жалко!”
— Еще не умирает! — сказал им Лэйме, укладывая Эйтана в машину, но темные не поверили ему, стояли и горестно качали головами, глядя вслед.
Эту машину, несколько подержанный, но все еще благородный готмог, Лэйме купил на гонорар с похабного комикса Ясси и его дружков. Через своего приятеля Тиони, вхожего в круг столичной богемной интеллигенции, Ясси умудрился найти издателя еще пару месяцев назад, но коварно ото всех скрывал — справедливо опасался гнева Дейнара. А как только Дейнар уехал, Ясси сразу потащил всех на встречу в издательство, плавно переросшую в банкет. Лэйме и сам не понял, как оказался в числе соавторов — так же внезапно, как стал соавтором и компаньоном Дейнара. Но если патентом и исследовательским предприятием можно было гордиться, то сомнительная честь быть автором порнокомикса свалилась на Лэйме совершенно нелепо. Сначала он просто поехал с Ясси и мелкими темными в издательство — проследить, чтобы тех там не обманули и не втянули во что-нибудь совершенно непристойное (хотя куда уж боле). А потом Лэйме как-то оказался “главным художником-аниматором”, в то время, как Ясси и компания принялись называться “концептуалистами, сценаристами, раскадровщиками” и еще кучей нелепых слов.