Рэндалл Фрайер
Спасибо, Mоpфей…
…Ряд фигур в черных длинных плащах до пят, заставляющих подозревать, что незнакомцы не совсем люди. Они открыто меня рассматривают. В ночной тьме, которая застала меня в мрачных и yзких переулках Кельта Оберхейма, их глаза хищно поблескивают красным.
Бездвижная пятерка просто стоит, стеной перегородив мне проход, С запозданием вспоминаю совет трактирщика, который начинает гонгом звенеть в сознании: «Беги, беги!»
Так говорил владелец «Розовой Пальмы»…
— Если встретишь черных людей, глаза которых красны и ненастоящи, беги пока можешь, пока они не поймали тебя.
— Да что мне будет от них, Гильермо? — удивленно спросил я, поправляя висящий рядом, на специальном стенном крюке, меч.
Великолепная сталь из лучшей кузницы Текарама Флорентийского, гоpода что лежит по ту сторону залива Медуз, придала мне бодрости одним прикосновением. Я отпил вина и вопросительно уткнулся взглядом в бороду Гильермо. Он — один из многих тысяч жителей Кельта Оберхейма, которому удалось обзавестись собственным маленьким дельцем и безбедно жить вместе с семьей. Обычная для его возраста борода, усталые глаза на веселом лице, но беспокойные движения — словно чего-то ждет все время, боится.
— Многие люди… — он перешел на тихий шепот и мне пришлось наклониться поближе, чтобы дослышать фразу. — Многие слышали рассказы об исчезновениях! Никто из встретивших черных людей не может так просто убежать — они всесильны, всемогущи и на них лежит печать ада — они достанут тебя хоть из под земли!
Гильермо умолк, и я видел, что он верит во все эти россказни. Чего только не услышишь на вольных землях по эту сторону мира. Хотя, не скрою, чудес и необъяснимого хватает. А раз так — нечего придумывать и новое.
— Расслабься, Гильермо, — сказал я, — нам хватит и известных чудес.
— Никто не верит мне, — вздохнул трактирщик и пошел к следующему посетителю…
Тогда я встал из-за грязного стола, на котором лежала печать тысячи судеб, и вышел из «Розовой Пальмы», направляясь навстречу своей. А теперь… я стою перед черными людьми с красными глазами и они не дают мне прохода. Ну и болван же я!
— Именем Кельта, — заявляю я, — вы должны дать мне дорогу!
Рука сама находит рукоять меча — холодную, но призывно-добрую.
«Соединимся в бою!»
Это кричит сталь.
Пятеро все так же стоят и рассматривают меня. Не впервой мне такие встречи на темных улицах, в коротких тупиках… но сегодня — нечто особенное.
Один из них шагает вперед и поднимает руку, указывая на мой клинок. Его длинные белые, наверное белые — в темноте все серо, волосы мечутся на ветру, грозясь сорваться с головы хозяина. Угрожающая краснота в его глазах разгорается еще ярче.
— Какой язык вам знаком? — спрашиваю я, в надежде, что один из восьми известных мне языков найдет применение.
Но нет, ответом мне молчание… однако, выступивший вперед подходит ко мне и делает знакомый жест рукой. Хоть язык жестов им доступен. Он предлагает рукопашный бой, и это неудивительно — у них нет мечей.
Я не мастер рукопашного боя, хотя мне известны приемы иноземных странников, которые практикуют это искусство. Отказаться без уважительной причины — покрыть себя позором, и, хотя страх проник глубоко, я соглашаюсь. С детства знаю, что страха послушать — придти к бесславной смерти… всегда вспоминаю тот случай на охоте.
Я бережно кладу ножны на камень мостовой и плавно отпихиваю их ногой, подальше от себя. Негоже будет наступить на клинок во время поединка. Не то чтобы с ним что-то случится, но бережное обращение с оружием — правило хорошего тона.
Противник не медлит. Сопровождаемый тупыми взглядами товарищей, он стремительно бросается на меня — я еле успеваю отпрыгнуть в сторону, что, как это не удивительно, мне не помогает. Он просто летящая смерть — несколько движений и мне приходится получить жестокий удар под ребра…
Кое-как отбиваюсь, но уже слабо — меня словно окунули под воду. Он наседает, собираясь добить меня стальным кулаком и я, собрав всю силу, наотмашь бью его по лицу, метя в глаза — общее уязвимое место.
Больно. Рука онемевает почти мгновенно и тень падает на меня, вминая мои косточки в мостовую переулка… А затем, он окончательно добивает меня, обрушивая на мою многострадальную голову бездну боли…
Утро было великолепным. Выглянув в окно, я выяснил, что земля мокрая из-за только что окончившегося легкого летнего дождичка.
— Температура воздуха составит 68 градусов Фаренгейта, — сообщило радио, и я пошел готовить себе легкий завтрак, обрадованный еще одним днем отличной погоды.
Не какая-нибудь засуха или чересчур холодный день… Обычно я не завтракаю дома, максимум на что меня хватает — кофе. Но то был особенный день — накануне руководство «Комик Бардс» вдруг решило вызвать меня по «чрезвычайно важному» делу. И, конечно, я догадывался, что у них за дело. Когда фирма, штампующая комиксы, находится на грани разорения, спасти ее может только свежий взгляд на жизнь. В данном случае — мой. Я поступил на работу за два месяца до того, как стало ясно — фирма долго не протянет. Кому нужны комиксы, нарисованные бездарными художниками и повторяющие известный сюжет в сотый раз?
Не буду корчить из себя гения, крутого художника, потому что не являюсь ими даже в малой степени. Просто, кроме рисования я почти ничего не умею, а идея, которая стала основой новой серии, пришла мне в голову совершенно случайно. Она на меня-то и не похожа — эта идея. Она — из ниоткyда. Это что-то загадочное.
Совершенно не торопясь, я спустился к машине и несколько раз обошел ее кругом, сознательно отдаляя тот момент, когда руководство будет петь мне дифирамбы, в надежде, что я окажусь и вовсе золотой жилой. Нашли из кого деньги делать.
Движение на шоссе было не особенно оживленным, поэтому я просто держался за руль, чтобы вовремя подправлять курс, и думал о возможных вариантах предстоящего разговора. Мне предложат возглавить спецотдел. Или партнерство в «Комик Бардс»? Или просто прибавку к зарплате художника… Что толку мечтать, когда не знаешь чужих намерений? В конце концов выяснится, что ни одно из твоих предположений не было даже немного похоже на правду. Или правда будет состоять из ма-аленьких кусочков красивых картинок, но не являть собой единого целого.