В этот момент я проклял братьев Грин, которые решили учудить подобное мероприятие. Правда, потом я вспомнил, что впереди еще ученики. Неплохо было бы отделаться от них, научив Анну «своему стилю»… Дальше пусть она их учит! Видимо, подсознательно я все еще пытался решить вопрос с нижним бельем, потому что она вдруг спросила:
— Ты долго еще будешь просвечивать меня взглядом?
Нет, она не возмущалась, просто спрашивала, как будто бы интересуясь прогнозом погоды на завтра. Я все-таки спросил.
— Только на работе, — повторила она, завороженно глядя на меня.
Значит, дома не носит. Неплохо. Но дело принимало ненужный оборот, простое желание узнать, носит ли девушка нижнее белье, могло привести к иным, нежели обсуждение комиксов, разговорам.
Я поднялся и дойдя до двери закрыл ее. Ни к чему будет, если кто-то ненароком услышит наш разговор. Я сказал себе, что это только «для надежности», хотя не понимал еще, было ли это действительно так.
— Итак, — сказал я, возвращаясь. — Я начну рисовать, а ты будешь смотреть. Если какие-то моменты будут вызывать сомнение — спроси. Потом нарисуешь что-нибудь сама.
— Хорошо, — ответила Анна, оживая.
«Проехали?» — спросил я себя.
Достав из ящика несколько листов бумаги, я принялся делать набросок, забыв на несколько минут о своей ученице. Не могу иначе. Я знал, что рисую. Знал заранее, какой должна быть картинка.
— Ну, что скажешь? — я подвинул лист с наброском Анне.
— Кто это? — она пожала плечами. — Ты придумал новую историю?
Я закрыл глаза, чтобы не сказать лишнего. Хорошо, что никого из братьев нет, а они бы могли захотеть поприсутствовать на этих занятиях.
— Ладно. Смотри, — я указал на человека, который сидел за столом.
Пока что, это был только набросок, но достаточно полный, чтобы уловить общую идею.
Человек был одет по средневековой моде, а рядом с ним стоял еще один — неприметный пухлый человечек с лицом, искаженным ужасом. Судя по обстановке, дело происходило в каком-то баре.
— Ты рисуешь людей по стандарту, — она была разочарована.
— Ну да, — подтвердил я, — я же сказал, что у меня нет своего стиля.
— Но тот комикс, который ты сделал, расходится миллионными тиражами!
Этого она явно не могла понять. Как и я сам.
— Главное не исполнение, главное — идея. Это же не книга…
Она кивнула, хотя я ясно видел, что она не верит. Надеялась, что я поделюсь производственным секретом, который до сей поры скрывал от всех.
— Ну и что это будет?
— Не знаю, — я повторил набросок с разными позами толстячка, который, по всей видимости, был владельцем заведения, и посетителя, который владел грозного вида мечом.
Анна вскочила с места и стала ходить по студии, расплетая косу. Видимо, так она давала выход напряжению. Ха, понятное дело — ей не очень хочется потерять это место. Все хотят дружить с «Комик Бардс».
Мне стало ее жаль. Мне-то нечего бояться в любом случае — братья Грин скоро меня за третьего брата будут держать.
— Энн, — вернись пожалуйста, — сказал я, специально произнося ее имя на американский манер.
И она вернулась, послушно села рядом.
— Ты не знаешь, о чем комикс? Но это абсурд! Как ты будешь рисовать продолжение?
Но я знал. Не все, а лишь часть того, что случится с главным героем. И тогда на бумаге появились черные личности с красными глазами — теперь я использовал цвет, чтобы придать рисунку определенность.
В тот день Анна еще долго допрашивала меня, но ничего мы с ней не добились. Робкие попытки продолжить сюжет не увенчались успехом — его не было. Сюжета просто не существовало.
Когда боль приходит в побежденное тело, ее еще можно стерпеть, пусть даже дорогой ценой, но если вместе с болью приходит позор… Это намного больней. До сей поры только несколько человек осмелились победить меня. Но позже… набравшись сил, я мстил им всем. Не потому, что во мне просыпалась гордость, а просто — так должно быть, иначе никто больше не наймет трусливого воина.
Голова разламывается на части, я пытаюсь открыть глаза, преодолев боль. Мне это почти удается и через маленькие щелочки я вижу туманный горизонт водной глади. Это не галлюцинация. Я начинаю ощущать легкую качку.
Должно быть, Кельт Оберхейм теперь уже очень далеко, а судно, на котором я нахожусь, увозит меня по водам залива Медуз… в направлении другого берега, который принадлежит Кельту Гард. Оберхейм и Гард — города-братья, как были братьями их основатели.
Я прав, ибо ближайшее море находится очень далеко, до него сотни километров.
Наконец я сбрасываю с себя сонный мир, оболочку из боли, и оглядываюсь, чувствуя на руках кандалы. Меня бросили прямо на палубе, на мешках с каким-то грузом. Что же, возможно я и сам стал грузом.
Я слышу ровный голос, который монотонно говорит с кем-то… с кем? Я не слышу того, кто ему отвечает.
— Да, шестеро… Еще один в нагрузку… Принято…
О чем пытается сказать голос? Он подпорчен едва уловимым акцентом, которого я еще не слышал. Может быть, черные личности пришли из таких мест, где еще нет настоящих людей? В том, что эти, с красными глазами, не люди, я не сомневаюсь. Ни у кого не бывает каменного лица, об которое можно поранить руку.
Темный силуэт выплывает из тумана, который сгустился и затягивает всю палубу. Как в домах Кельта Оберхейма, если смотреть через окно на улицу. Окно — выпуклое изделие стеклодувов, очень мутное и через него почти ничего не видно. Но зато оно выдерживает несколько ударов тяжелым мечом, а ногой его и вовсе не выбить. Это давняя традиция времен, когда город подвергался постоянным нашествиям бандитов-разорителей.
Передо мной возникает лицо, туго обтянутое загорелой кожей без единой морщинки, и красные глаза. Это страшно, но я уже не боюсь. Меня не убили сразу, а значит, я для чего-то нужен.
— Веселый Ледоруб приветствует тебя, нечеловеческий урод.
А чем я рискую?
Губы на маске начинают двигаться и я слышу тот же монотонный голос, что разговаривал сам с собой.
— Ты хочешь жить?
Это не утверждение, хотя трудно уловить интонации в этом спокойном голосе.
Киваю, заставляя голову расколоться на тысячу маленьких кусочков. А ведь мог бы сейчас сидеть в трактире «Розовая Пальма», болтать с Гильермо… Вечно мне не сидится на месте.
— Куда мы плывем? Кельт Гард?
Он качает головой. Я замечаю, что он ни разу не моргнул. Точно — не человек.
— Рудник Рейт-харга.
Никогда не слышал о таком. Я говорю об этом лицу, которое склонилось надо мной.
— Это далеко, — отвечает черный человек и его силуэт начинает таять в густом тумане.
Правда, через секунду он возвращается и смотрит мне в глаза… Сон охватывает меня против желания. Но я еще успеваю послать ему проклятие, которое не более чем ругательство. Магия — это ерунда из сказок про детей…
…Кандалы, которыми я прикован к деревянному настилу, почти не дают мне свободно двигаться. Спрашиваю себя, как эти черные люди собираются провести меня (и, вероятно, еще шестерых пленников) через Кельт Гард, который является одним из самых крупных городов вольных земель. Перспектива попасть на рудник, которую обещал мне беловолосый красноглаз, не радует меня. Можно ли убежать в городе? Посмотрим.
Я вглядываюсь в приближающийся берег и город, схожий с нависающим над обрывом замком. Ночью Кельт Гард страшен, хотя преступников в нем мало. Люди вольных земель не идут на кражу, а тем более на убийство или разбой, без сильного принуждения. Злодеев-то всегда хватает. Несколько раз, проходя ночью через город (когда я отправлялся в кузницы Текарама Флорентийского), встречал я подобных людей, которых вынуждали совершать преступление, угрожая убить семью. Но уже тогда я был при клинке, хоть и не лучшей формы и стали, но стоило всерьез приняться за них и преступники исчезали… Да и что с них взять — бывшие мирные граждане. Странно, когда я вернулся из Текарама, на моем пути начали вставать фигуры пострашнее. И путешествие длиною в семь лет, которое я совершил, было вынужденной мерой. Меня достало зло. Настоящее зло. Которое редко суется на вольные земли.