Глава шестнадцатая
о время обстрела форта Самтер Литтмус У. Блок был еще совсем мальчишкой, — начала свой рассказ мисс Фрэнни Блок.
— А что это за форт? — спросила я. — И почему в него стреляли?
— С обстрела форта Самтер началась Гражданская война, — надменно пояснила Аманда.
— A-а, понятно. — Я пожала плечами.
— Итак, Литтмусу было четырнадцать лет. Он был крепким и рослым, но в душе — совсем ребенок. Его папа, Артли У. Блок, сразу записался в добровольцы, и Литтмус сказал матери, что не может спокойно смотреть, как южане терпят поражение, что он должен, непременно должен пойти на войну. — Мисс Фрэнни оглядела библиотеку и добавила шепотом: — Они вечно хотят на войну, эти мальчишки. Что взрослые, что маленькие — не важно. Им лишь бы затеять войну. В том-то и печаль. Им почему-то кажется, что война — это очень весело. И никакие уроки истории не идут им впрок… Короче, Литтмус тоже записался в добровольческую армию. Скрыл свой возраст. Да-да, милочка, наврал! Как я уже сказала, он был рослым, ему поверили и взяли в армию. И он пошел на войну. Оставил дома мать и трех сестер. Героем захотел стать… — Мисс Фрэнни прикрыла глаза и покачала головой. — Но очень скоро он узнал, что такое война на самом деле.
— И что же? — не выдержала я.
— Война — это ад. Сущая мерзость.
Мисс Фрэнни так и не открыла глаз.
— Мерзость — нехорошее слово, — заметила Аманда. — Почти ругательство.
Я украдкой взглянула на нее. Лицо ее от негодования сморщилось еще больше обычного.
— Слово «война», — произнесла мисс Фрэнни с закрытыми глазами, — и есть самое страшное слово. Хуже ругательства. — Она тряхнула головой, открыла глаза и ткнула пальцем в меня, а потом в Аманду. — Вы, вы обе, даже не представляете, какой это ужас.
— Не представляем, — согласились мы одновременно. И от неожиданности посмотрели друг на друга. А потом снова — на мисс Фрэнни Блок.
— Даже не представляете. Литтмусу все время хотелось есть. Насекомые на нем так и кишели — и вши, и блохи! А зимой было так холодно, что он уже готовился к смерти. А летом… Нет ничего хуже, чем война в летнюю пору. Стоит такая вонь! Единственное, что отвлекало Литтмуса от постоянного зуда, что не давало ему умереть от голода, холода или жары, был страх умереть от пули. Ведь в него то и дело стреляли. И попадали. А он был всего лишь ребенком.
— Его убили? — спросила я.
— Упаси Господи! — Аманда выкатила глаза.
Ну сама посуди, Опал, — сказала мисс Фрэнни. — Стояла бы я тут, в этой комнате, рассказывала бы тебе эту историю, если б его убили? Да меня бы просто на свете не было. Нет, милочка. Мой прадед должен был выжить. Но он так переменился. Стал совершенно другим человеком. Когда кончилась война, он вернулся домой. Пешком. Прошел весь путь пешком — из Вирджинии в Джорджию. Лошади у него не было. Тогда лошадей уже ни у кого не было, только у янки. Но он дошел. И увидел, что дома у него нет.
— А куда он делся? — спросила я. Ну и пускай Аманда считает меня тупицей! Сейчас главное — понять, что случилось с домом Литтмуса У. Блока.
— Сгорел! — закричала мисс Фрэнни Блок, да так, что все мы — и Уинн-Дикси, и Аманда, и я — подскочили до потолка. — Янки сожгли его дом. Дотла.
— А что случилось с сестрами? — спросила Аманда. Она зашла за стойку, тоже села на пол и посмотрела на мисс Фрэнни. — Он их нашел?
— Они умерли. От тифа.
— Господи… — тихонько охнула Аманда.
— А мама? — шепотом спросила я.
— Тоже умерла.
— А папа? — вспомнила Аманда. — Он-то спасся?
— Он погиб в бою.
— Значит, Литтмус остался сиротой? — уточнила я.
— Да, милочка, — кивнула мисс Фрэнни. — Литтмус остался круглым сиротой.
— Очень грустная история, — сказала я.
— Очень, — согласилась Аманда. И как это мы с ней вдруг нашли общий язык? Даже странно.
— Я еще не закончила, — сказала мисс Фрэнни.
Тут Уинн-Дикси начал храпеть, и я пихнула его ногой в бок, чтобы не мешал. Мне очень хотелось дослушать этот рассказ до конца. Мне было важно узнать, как выжил Литтмус, потеряв все, что когда-то любил.
Глава семнадцатая
ак вот Литтмус и вернулся домой с войны, — продолжала мисс Фрэнни, — и понял, что остался совсем один. Он сел на пепелище, там, где был когда-то порог его родного дома, и заплакал. Он плакал и плакал, взахлеб, как ребенок. Плакал по маме, по папе, по сестрам своим и по тому мальчику, каким был когда-то. А выплакав все слезы, он вдруг почувствовал что-то странное. Ему захотелось сладкого. Конфетку. Маленькую конфетку. Он не видел конфет уже многие годы. И тогда, прямо на этом месте, он принял решение. Да-да, прямо сразу. Литтмус У. Блок решил, что в мире слишком много уродства, боли и горечи и что он приложит все силы, чтобы подсластить эту жизнь. Он встал и пошел. Прямиком во Флориду — пешком. И всю эту долгую дорогу он обдумывал свои планы.
— Какие планы? — спросила я.
— Как наладить производство конфет.
— Он построил фабрику?
— Разумеется. Она до сих пор стоит на Фэйервил-Роуд.
— Это старое здание? Страшное такое? — удивилась Аманда.
— Вовсе не страшное, — возразила мисс Фрэнни. — Эта фабрика положила начало благосостоянию нашей семьи. Именно здесь мой прадед придумал знаменитую на весь мир конфету «Ромбик Литтмуса».
— Я о такой и не слышала, — сказала Аманда.
— И я тоже, — сказала я.
— Немудрено, — ответила мисс Фрэнни. — Их давно уже не выпускают. Похоже, мир наелся «Ромбиками Литтмуса» до отвала и потерял аппетит. Но у меня осталось несколько штучек.
Она выдвинула верхний ящик стола. Там было полно конфет. Выдвинула следующий. И там оказалось то же самое. Весь стол мисс Фрэнни Блок был забит конфетами снизу доверху.
— Ну как, желаете попробовать «Ромбик Литтмуса»? — спросила она у нас с Амандой.
— Да, спасибо, — ответила Аманда.
— Конечно! — подхватила я. — А Уинн-Дикси тоже можно конфетку?
— Хм… Мне как-то не встречались собаки, которые любят карамель, — заметила мисс Фрэнни. — Но пусть попробует, если захочет.
Мисс Фрэнни дала Аманде одну конфетку, а мне две. Сняв фантик, я протянула один ромбик Уинн-Дикси. Он оживился, сел, понюхал угощение, помахал хвостом и аккуратно взял конфету зубами прямо у меня из рук. Попытался было жевать, но у него не получилось, и тогда он попросту заглотил ее — разом. Потом снова благодарно помахал хвостом и улегся обратно спать.
Я же ела мой ромбик медленно-медленно. И было очень вкусно. Похоже одновременно на темную шипучку, клубнику и еще на что-то, чему и имени-то нет, но на душе у меня щемило от этого вкуса. Я взглянула на Аманду. Она сосала свою конфету и о чем-то сосредоточенно думала.
— Нравится? — спросила меня мисс Фрэнни.
— Очень.
— А тебе, Аманда? Как тебе «Ромбик Литтмуса»?
— Очень вкусно. Но от этой конфеты мне сразу вспомнились разные беды и горести.
Интересно, как беды и горести могут быть у Аманды Уилкинсон? Она же в этом городе не чужачка. И мама с папой у нее имеются. Я сама видела их всех вместе в церкви.
— В этой конфете есть особая добавка, — призналась мисс Фрэнни.
— Я сразу поняла, — сказала я. — Почувствовала. А что там подмешано?
— Скорбь, — ответила мисс Фрэнни. — Ее распознает не всякий. Разумеется, детям часто и невдомек…
— Но я ее чувствую, — перебила я.
— И я тоже, — вставила Аманда.
— Это значит, что вам обеим в жизни пришлось несладко, — объяснила мисс Фрэнни. — Похоже, хлебнули горя.