Между тем поезд совсем замедлил ход, натужно запыхтел, словно зверь, переходящий со стремительного бега на совсем тихий шаг. В окошке уже мелькал перрон и радостные лица встречающих. Разглядеть их я не успевал – однако на вокзалах всегда улыбались прибывающим поездам. Здесь царила эта удивительная атмосфера счастья от предстоящих встреч, ожидания и легкой тоски. Кто-то держал пестрые букеты цветов, кто-то приветственно махал руками, а кто-то просто показывал таблички с надписями вроде «TAXI ЛЮКС» и тому подобные. В общем, повсюду была эта приятная, теплая суматоха.
Я накинул на плечо свою спортивную сумку, подождал, пока наш поезд полностью остановится, и, соблюдая очередность пассажирского потока, побрел по коридору вагона к выходу. Наша веселая проводница уже стояла на платформе возле вагона и контролировала выход пассажиров.
– До свидания. Спасибо, – вежливо улыбнулся я ей на прощанье, спускаясь с подножки.
– До свидания. Приходите еще! – кокетливо ответила она, тоже наградив меня лучезарной улыбкой, словно прощальным подарком.
Я широко, полной грудью вдохнул долгожданный свежий питерский воздух и, как обычно, быстрым шагом пошел к зданию вокзала.
Глава 2
Питер, здравствуй! Я долго ждал встречи с тобой. Для меня, пожалуй, это единственный город, где я мог бесцельно часами бродить по оживленным улицам и просто любоваться. Скромностью маленькой улочки или величием проспекта. Неисчерпаемой красотой архитектуры Санкт-Петербурга. Зданий и дворцов, соборов и храмов. Прелестью белых ночей, разведенных мостов и таинственным очарованием пустынных набережных. Я уже знал, что, как только приеду, первым делом снова отправлюсь гулять по Невскому от Московского вокзала до Дворцовой площади и обратно. Буду идти и наслаждаться каждым новым порывом сурового балтийского ветра, умеренной суетой всегда куда-то спешащих петербуржцев и даже громкими сигналами уставших от пробок водителей. Я неторопливо прошел через здание вокзала и вышел на площадь Восстания, окунаясь в любимый город целиком, с головой, как ныряют в прорубь.
Невский проспект. Сердце города. Сколько же всего видели старинные дома, что сейчас прижимались друг к другу, будто пытаясь спастись от промозглого ветра, спешащего вдоль дорог от Невы! Каждый раз, снова оказываясь здесь, я думал об этом – и каждый раз ответа найти не мог. Оставалось только головой качать, шагая и озираясь так, словно попал сюда впервые. Иногда я даже немного завидовал туристам. Для них Питер был сплошной тайной, они не знали его секретов, они видели его только теперь – и им лишь предстояло влюбиться в этот город, над которым разливалось такое невероятное небо. С другой стороны, ни за что я не променял бы его на другие, пусть даже самые красивые города мира. Ни одно место на земле не могло так врасти в сердце, как Санкт-Петербург. И сейчас я уверенно шел вперед, с отстраненной улыбкой разглядывая такой знакомый, такой родной Невский проспект, и безмолвно здоровался. Здравствуй, город. Встречай меня. Я наконец вернулся к тебе.
Мы с Питером были давними друзьями. Он всегда встречал меня как своего приятеля, и этот раз не стал исключением. Казалось, что даже машины приветственно подмигивали мне, проезжая по Невскому в обе стороны. От уютных кафе тянуло запахом кофе – горьковато-сладким, пряным и резким. И таким родным. В Петербурге все было особенным – даже кофе. Даже вой ветра, прогуливающегося вдоль кромок крыш, между труб и чердачных окон. Даже лица людей, идущих мне навстречу. Было еще довольно холодно, и мой город пока не вышел из зимней спячки, однако здесь мне всегда по-настоящему тепло в любое время года. Давно за спиной остался Московский вокзал, впереди уже виднелся Аничков мост, и ветер стал резче и холоднее, кусачий, но вовсе не злой. Приезжим казалось всегда, что ветра у нас злые. Я же знал, что это совсем не так.
Вот и ты, Фонтанка. Ближе к отвесным стенам, сковывающим реку, лед был прочным, а вот на середине он искололся и поднялся, пошел черными трещинами. Сквозь них поблескивали беспокойные воды. Захотелось поздороваться. Была у меня такая привычка – приветствовать Петербург от всей души. Я замер у перил моста, развернувшись лицом к реке и поглядывая то на нее, спящую во льдах, то на небо, затянутое облаками, то на темную статую гордого коня, вставшего на дыбы. Казалось, будто сейчас он вырвет поводья из рук удерживающего его всадника и помчится вдаль прямо по Невскому проспекту, а за ним – остальные три лошади, что, как и он, украшали Аничков мост. Скульптор постарался на славу.