— А это что здесь делает? Каким образом? Они не могут быть знакомы.
Не отдавая себе отчёт в том, что поступает неправильно, проверяя чужой телефон, открыл все данные этого абонента и онемел. Сколько времени так просидел и не вспомнил бы, но в ванной комнате перестала литься вода, и в квартире стало очень тихо. Араю показалось, что он оглох, от этого страшного ощущения он и вздрогнул. Дрожащими руками перекинул на свой телефон всю информацию, аппарат матери оставил на том же месте и вышел из квартиры родителей…
— И что там было? — шёпотом спросила Тамара, сжав руки в замок.
— Вот, сама посмотри, — ровно ответил Арай и открыл переброшенные к себе сообщения. — Только не падай в обморок. Я, честно говоря, хоть и умею оказывать все виды первой помощи, но очень это не люблю. Страшно за людей. Когда-нибудь потом я расскажу тебе о моём очень хорошем друге, вернее, подруге.
— Вот как? Подруге? — с деланной подозрительностью задала она вопрос.
— Да, только не ревнуй. Она замужем за Романом, у них недавно свадьба была. Так вот она участвовала в спасении женщин, которых придавило краном.
— Это было года три назад? Там одна из них погибла?
— Да, а откуда…
— Семья этой женщины жила в нашем доме. Они переехали через год после той трагедии, не смогли тут больше. А вторая пострадала, да?
— Да. Но если бы Галка не бросилась им помогать… Потом расскажу. Ты посмотри пока, что тут есть.
Чем дольше она читала и листала сообщения, тем больше поражалась способности некоторых представителей рода человеческого добиваться поставленных, не самых лучших целей.
— Мне и сказать нечего, — сказала Тамара, качая головой и отодвигая от себя телефон кончиком пальца, словно он мог её ужалить. — Это за гранью, в моём понимании. Что ты намерен делать? Уже решил?
— Да. Я этого так не оставлю, — твёрдо сказал Арай и прерывисто вздохнул. — Пойдём к Шурке. Мне надо успокоиться, а это возможно, когда мы все вместе…
Ночью ему не спалось. Тамара уснула почти сразу, как только смогла дышать после близости, которая этой ночью показалась ей не просто страстной, а даже яростной, словно мужчина не мог насытиться своей женщиной, словно ему было мало воздуха, времени, самой жизни, чтобы любить. Любить её, Тамару. Лишь слов об этом по-прежнему не прозвучало, но они и не были ей нужны. Она спала, уткнувшись ему в плечо, и улыбалась во сне.
Арай осторожно встал и направился на кухню. Давно забытая привычка теперь не давала покоя: хотелось курить. Уже повернув на кухню, вдруг услышал тихие всхлипывания из комнаты сына и почти бегом рванул к нему. Саша сидел на кровати, согнувшись к коленям, и еле слышно плакал, чуть подвывая. Его белая маечка выделялась в темноте заметным пятном. Арай присел перед ним на корточки и осторожно прижал к себе, почувствовав на груди влагу детских слёз. Он погладил сына по голове и прошептал:
— Что случилось? Страшный сон приснился? Не плачь, Шурка, я с тобой. И Тамара рядом, просто она спит. А если бы не спала, уже примчалась бы к тебе быстрее меня. Не плачь, сынок. Всё будет хорошо.
И вдруг Саша вырвался, посмотрел на отца лишь мгновение и бросился ему на шею, крепко обхватив обеими ручонками.
— Папа! Папочка! Не бросай меня! Пожалуйста. Я плохой мальчик, я знаю это! Я всех обманывал! Плохой, да! Прости меня. Тамара меня простит, а ты тоже прости! Я очень плохо поступил, обманул всех! Не бросай только меня, папочка! Я никому не нужен. Всем мешаю. Но я не придурок и не больной! И любимых тётушек обманул, и дядю Вано, А бабушку Зину? Обманул! И Копалыча тоже. Даже Ваську! Я очень плохой. Обманщик! Но ты не отдавай меня, папочка. Я исправлюсь!
Арай застыл. В голове стало горячо, в висках стучало, сердце, казалось, вот-вот разорвётся в груди. Так было больно, что боялся даже вздохнуть. Всхлипы ребёнка прожигали душу, отец не мог до конца осознать, что его сын может говорить. Лишь понимал, как тяжело ему было раньше и как страшно сейчас, если он подумал, что его могут отдать, бросить. Арай прижимал его к себе всё сильнее, гладил по жёстким коротким волосам и не замечал, что у самого мокрые щёки. Он плакал. Этого с ним не было давно, даже и не вспомнил бы, сколько лет прошло с последней слезинки. Но сейчас не думал об этом. Пытался заговорить и не мог. Наконец, через спазмы в горле прошептал:
— Я никогда тебя не брошу. Я люблю тебя больше всех на свете. Ты мой сын, ты самое лучшее, что я сделал в этой жизни. Мы будем вместе, чего бы это ни стоило. — Арай чувствовал, что сын начал успокаиваться, лишь продолжал судорожно вздрагивать. Да икота добавилась. — А за твой обман никто не будет тебя ругать. Я даже рад, очень рад! Если бы не это, твоя мама не отдала бы тебя мне.