Серый костюм собрал покупки и направился к Юлькиным весам. За ним двинулся его помощник, за помощником Мария Степановна, за Марией Степановной — Юлька, с трудом передвигая ноги, словно налившиеся вдруг свинцом. Однако невероятная эта тяжесть почему-то не прибавляла устойчивости телу, и Юлька, идя к прилавку, едва не теряла равновесие.
Число любопытствующих заметно умножилось. Впрочем, она их не замечала, не слышала их горячего шепота.
Ее мучитель продолжал манипулировать свертками. Он стал снова их класть на весы, теперь уже на Юлькины, класть все пять по очереди, один за другим. Результаты нового завеса вызвали у присутствующих глухой ропот недоумения, который усиливался по мере того, как на весах оказывался каждый последующий сверток. При взвешивании трех из пяти свертков стрелка показала абсолютно правильный вес, в двух — незначительную ошибку, которая при контрольных закупках обычно не принимается во внимание: шоколадного масла оказалось на один грамм больше, степного же сыра было меньше тоже на один грамм.
Ропот быстро стих, все затаив дыхание ждали разгадки феномена, коему стали свидетелями.
Серый костюм выждал эффектную паузу и ловко снял чашку весов. На ее обратной стороне белел, плотно к ней прилипший, небольшой кусочек ветчинного жира. Сам кусочек, конечно, прилипнуть не мог, а был прилеплен рукой человеческой — сомнения на этот счет исключались. Не возникало сомнений и по другому поводу — по поводу целей, с которыми жир прицепили к весам. Какие уж тут сомнения!
Коротко вскрикнула Мария Степановна, хрипло, не своим голосом, зашептала Лиза, кто-то из покупателей нагло засмеялся, кто-то сказал с удовольствием: «Ну, ворье!» — радуясь, видимо, свежему достоверному факту, подтверждавшему это его давнее убеждение. На все лады посыпались ахи и охи, и возникла даже некоторая толкотня среди любознательных, желавших во что бы то ни стало поглядеть на криминальный кусочек ветчины, а также на продавщицу — виновницу увлекательного происшествия.
У Юльки пересохло во рту, в груди странно захолонуло. Она беспомощно оглянулась вокруг, ища справедливости и поддержки, но толком не сознавая, чего и зачем ждет. «Олег! — пронеслось в голове. — Олег здесь. Он поймет, не осудит, он заставит замолчать этих людей, он крикнет одно лишь слово — и все разом поверят, что Юлька ни в чем не виновата, просто не может быть виновата ни в чем! Услышав Олега, они по-доброму и радостно ей улыбнутся, очень по-доброму — все, даже серый костюм!»
Сквозь пелену нездорового сизого дурмана, застилавшего глаза, надвигалось расплывчатым пятном лицо Олега. Одно маленькое усилие — и теплым освежающим ливнем хлынет успокоение и мигом смоет отвратительную липучую слизь, в которую погружается она все глубже и глубже.
Она бы и сделала такое усилие и сосредоточила свой взгляд на его лице, если бы не обожгла, не опалила ее новая неожиданная догадка, вернее, предположение — простое и предельно убедительное в этой своей почти святой простоте. «А если Олег с ними? Он смотрел, он все видел сам. Почему же он должен верить ей, а не тому, что в эти минуты перед ним развернулось? Разве человек способен не поверить собственным глазам? Разве может?..»
Обхватив пальцами горло, боясь и стесняясь выпустить рвущиеся из него рыдания, давя их, сколько хватало сил, Юлька бросилась в подсобку. Она резко метнулась от стоящей там Калерии, от протянутой тою руки, выбежала в темный угловатый коридорчик. Здесь она больно ударилась обо что-то бедром, и боль ей показалась приятной. Подумала: «Будет синяк!» — но тут же оскорбилась ничтожностью своей мысли. Затем, остановившись во втором или третьем колене коридорчика, Юлька прислонилась спиной к стене — холодной и скользкой. Ноги сделались ватными, больше ее не держали. Она медленно сползла по стене и сидела, тихо забившись в угол.
Как долго она здесь просидела, Юлька потом вспомнить не могла.
Нашла ее Мария Степановна и, как маленькую, за руку отвела в кабинет директора.
Все-таки времени, наверное, прошло порядочно. Заключить об этом было нетрудно по той сравнительно мирной обстановке, которая царила в кабинете: первое потрясение прошло, к невероятности происшедшего начали привыкать, оно становилось частицей реальной жизни магазина, пусть неприятной, даже из ряда вон выходящей, но уже существующей.
Все молчали. Виктор Егорович курил, сидя на своем обычном месте за письменным столом. Что-то писал серый костюм, плотно навалившись грудью на тот же стол, но с противоположной его стороны. Помощник костюма с повышенным интересом разглядывал свои ногти на правой руке и, кажется, не собирался прерывать своего занятия ни при каких обстоятельствах. Вошедшие сюда Мария Степановна и Юлька тоже некоторое время постояли молча, затем заведующая отделом кивнула Юльке на стул — садись.