— И сметану я сковырнула, — спокойно призналась Клава, — испуг меня настиг… Как тот шофер рявкнул, что контрольную будет брать, меня шибануло, точно паром каким… «Господи, — думаю, — святые угодники, а ну, что не так?..» Я, видишь, мыслями своими отвлеклась, когда товар ему взвешивала, и не помню, так или не так. Третью смену тогда отстаивала, а девчонки гоняли беспризорные… «Господи, — думаю, — ведь засодют! Куда Зинка с Маруськой денутся? Куда?!» Страшным он мне почудился, шофер-то, пронзительным…
— Но если бы ты даже ошиблась, можно было потом все объяснить, сказать Виктору Егоровичу… — напористо начала Юлька, однако тут же скисла и больше не продолжала, вспомнив кое-что из своего сегодняшнего печального опыта.
— Гы-ы, — сказала Клава, — это кто ж нам, торгашам, поверит?.. Для таких, как мы, правды-то нету. Где она, правда?.. Видала ты ее? Встречала?.. Или, может, тебе кто поверил, что не лепила ты вовсе жир к весам и совсем не виноватая?
— Нет, никто…
Юлька опустила голову, слезы быстро-быстро закапали на платьице куклы, которую она держала в руках. Платье намокало, и Клава отобрала у нее куклу.
— Испортишь, — сварливо сказала Клава. Хотя что уж там было портить: кукла старая, платьице замызганное, в пятнах.
Юлька заплакала громче, и плакала как-то очень беспомощно, именно так, как маленькая девочка, у которой отобрали куклу, — очень похоже. Иначе зачем бы Клаве возвращать Юльке игрушку:
— Держи, не плачь… Не реви, ну…
Юлька покивала Клаве и, как ни странно, действительно затихла. Слезы, правда, продолжали капать, но теперь она держала куклу дальше от себя и платьице не намокало.
После довольно долгого молчания заговорила Клава:
— Хорошая ты, Юль, девка! С образованием, культурная… И такая, знаешь… — Она попыталась найти подходящее слово, но не смогла. — Разглядываю я тебя в магазине, а сама думаю: «Вот бы мои балды такими же бы выросли, вот-то хорошо было!.. Чтоб самостоятельные, чтоб не боялись никого… Как ты!»
За все время пребывания в магазине Юлька не слышала от Клавы и десятой доли слов, которые были тою сейчас произнесены. Поразительно! Оказывается, и сердце у человека есть, и любовь в этом сердце — горячая и чистая, и мечты… А она, Юлька, сторонилась Клавы, не подпускала к себе и сама старалась не подходить близко. Грызет та молча свою корочку в обеденный перерыв, ну и пусть грызет, а Юльке до нее нет никакого дела! Это же моральная тупость какая-то, бессердечие, свинское равнодушие — не замечать рядом с собой живого и, наверное же, хорошего человека! В миленькую историю едва не впутал ее, Юльку, Саша-гусар. Разве можно было подозревать Клаву?! Даже думать об этом неприятно и больно! Да-да, думать об этом сейчас просто стыдно!
И Юльке захотелось — захотелось ужасно! — чтобы Клава поверила, что не она, не Юлька, произвела махинацию с весами. Ах, как ей нужно, чтобы еще хоть один человек, хоть одна душа, кроме Саши, не сомневалась в ее полной невиновности, непричастности к тому темному делу. И особенно здорово, просто замечательно будет, если этим человеком окажется Клава, которую Юлька так долго игнорировала, безвинно обижала, закрывшись от нее на семь замков недоверия.
— Клава, это не я к весам прилепила жир, — пересохшими от волнения губами прошептала Юлька. — Веришь мне, Клава?
— Знамо, не ты. — Клава неприятно, с хрипотцой хохотнула. — Уж и кому бы об том понимать.
— Но кто?! — Юлька резко, всем телом придвинулась к Клаве, судорожно и сильно схватила за руку. — И за что? Клава, за что?!
Клава высвободила руку.
— Отцепись. Вон как ногти вдавила.
— Кто? Скажи! Прошу тебя, скажи!
— Кто да кто, за что да за что… Разница тебе какая?
— Как же ты не понимаешь!
Из-за закрытой двери кухни послышался громкий визг и затем плач младшей девочки. Клава поспешила туда. Отсутствовала она несколько минут — водворяла порядок. До Юльки доносился ее визгливо-хриплый голос, но слов разобрать она не могла, да и не старалась. Девочка, наконец, затихла, и Клава вернулась в комнату. Минуты эти показались Юльке бесконечно длинными.
Сев снова на тахту, Клава поводила рукой по покрывалу, искоса взглянула на Юльку.
— Хорошая ты, говорю, девка, подлинная… Чего тебе в нашей конторе делать? Ты благородная, чистенькая… В министерство бы шла, в комитет какой, где люди со всякого боку проверенные, ни пылинки в себе не несут. А у нас тут так склизко, что и замараться недолго хучь кому…
Клава умолкла. Юлька не прерывала ее молчания, ждала.
— Эхи-хе, — тоненько пропела Клава. — Хи-хе…
Юлька ждала.
— Такие вот дела, — сказала Клава. — Вот, значит, оно как…