Ну а в десять вечера все обитатели нашего дома, переодевшись, собрались в гостиной. В центре комнаты стоял длинный прямоугольный стол, окруженный стульями; у правой стены, между двумя креслами, примостился светло-коричневый диван; напротив него находилась «стенка» еще советского производства из светлого шпона; напротив двери, у окна, сияла огнями высокая искусственная ёлка; пол укрывал пушистый бежевый ковер; а на стенах, оклеенных бежевыми обоями, висели репродукции лесных пейзажей. Мы с сестрами натаскали с кухни готовый хавчик и соизволили накрыть на стол, после чего к нам заявились мафиози, приодевшие каждый свои родные шмотки плюс свитера, купленные нами (а как иначе? Зима! Крестьянин, начхав на обогрев, изволит замерзать-с!). Кстати говоря, Ленуся выпендриваться особо не стала и надела не платье принцессы-вамп а-ля «Я сбежала из дурдома, сказав родным, что была на шабаше», а вполне себе адекватный черный брючный костюм, в котором ходила в институт — с двубортным пиджаком и широкими брюками. Катюха напялила любимые черные брюки-клёш, которые считала удачной альтернативой юбке, черную блузку с широкими рукавами а-ля «Я летучая мышь, косплеящая Рюука, и мне пофиг, кто что скажет» (хотя это я просто придираюсь, потому как кофточка-то симпатичная была) и алый галстук, являвшийся то ли просто неизменным атрибутом, то ли талисманом на удачу, а также скромненький черный однобортный пиджак. Я же, так как мне никуда уходить не грозило, решила выпендриться и напялила крайне редко мною надеваемое темно-зеленое шелковое платье в пол на широких бретельках, плавно переходящих в лиф, идеально облегавшее фигуру, но расклешенное книзу. Обула я черные туфли на шпильке, а волосы, в отличие от моих сестер, просто собравших их в хвост заколками, уложила в довольно симпатичную прическу с помощью бигудюшек и фена. Кстати, накраситься мне не дал Фран, заявив, что любит меня, а не штукатурку, которой я собралась намазаться, и я это гиблое дело решила бросить. Оставим тушь для встреч с деловыми партнерами, а не для Нового Года в кругу семьи, ага…
Поначалу народ был очень подавлен и разговор не клеился — вот когда я пожалела, что с нами не было Ямамото — однако потом граждане постепенно начали приходить в себя, возможно, благодаря тому, что я врубила негромкую музыку, а Катюха, решив побыть тамадой, начала толкать веселые тосты и травить анекдоты. Вскоре мы уже болтали, как ни в чем не бывало, и отрывались по полной: Фран язвил всем и каждому; я ему в этом активно помогала; Скуало рассказывал восхищенной Ленке эпическую сагу: «Как я с мечом на дракона… то бишь на Первого Императора Мечей ходил»; Рёхей спорил с Дино о том, как надо начинать утро — с пробежки или с обхода всех домашних на предмет проверки вопроса: «А как вы тут поживаете, не скопытились ли за ночь без меня, босса вашего, незаменимого?» — кто за что радел ясно и так; Катька спорила с Мукуро о какой-то ерунде, а именно: повлияет на того Франа, который останется со мной, или нет, изменение прошлого, причем мы-то с Франом точно знали, что нет — нам Шалин-старший об этом поведал в разговоре под сакурами и все об этом отлично знали, но Фей же не мог не выпендриться; ну а Тсуна с довольным видом болтал с Джессо о перспективах отношений их семей. Один Хибари был бука букой и по большей части молчал, жуя свой извечный японский хавчик и время от времени почесывая прибалдевшую у него на плече канарейку. В одиннадцать Катюха объявила танцы и потащила на танцпол — то бишь подальше от стола, поближе к коридору — ничуть не сопротивлявшегося Саваду, а я, заявив: «Хаято, покажи мне класс и свой исключительный музыкальный слух», — схватила за руку бурчавшего динамитчика и потянула следом за ними. Краем уха я услышала диалог своей сестры и босса мафии, где тот заявил, что если бы не наша помощь, у него ушло бы еще много лет на то, чтобы понять, что он не бесполезен и вполне может быть достойным боссом Вонголы, а еще он сказал, что больше не хочет равняться ни на Джотто, ни на себя из десятилетнего будущего — он хочет просто планомерно работать над собой и стать человеком, который сможет с уверенностью сказать, что жизнь прожита не зря и он в своей жизни сделал всё, что мог. Дальше я прислушиваться не стала и завязала с Хаято прощальную беседу. Если честно, расставаться с ним, равно как с Мустангом и Зефиркой-куном, мне не хотелось, но такова жизнь, и порой приходится говорить «прощай», даже если отчаянно этого не желаешь. Гокудера пожелал мне счастья и сказал, что я и правда стала ему самым настоящим другом, хоть он и не понял почему, а я пожелала ему найти в своем мире сильную, но покладистую женщину, которая сделает его счастливым, и он, что интересно, сказал, что, пожалуй, всё же поищет таковую (а не просто подождет, когда она ему на макушку с небес свалится, как планировал раньше), потому как «такая всё-таки наверняка есть» — цитата никотинового мальчика. Далее я танцевала с Дино, которому пожелала не забывать о том, что он не только босс семьи, но и просто отличный человек, ну и, конечно, исполнения его мечты о нахождении госпожи Каваллоне, на что мне ответили объятиями и словами: «Будьте счастливы и не забывайте нас». Джессо же подарил мне незабываемый вальс и с хитрой лыбой заявил о том, что, несмотря на то, что он знал о планах Шалиных по поводу контракта с Крапивиным и познакомил меня с ним только по их просьбе, всё это время он стремился к тому, чтобы смягчить удар от потери контракта и пытался выровнять положение на ферме поиском других деловых партнеров. Я принесла ему искрение извинения, причем уже в который раз, ведь мы с ним общались на эту тему сразу же после боя, да и потом несколько раз, и извинения были приняты, но Джессо заявил, что он вообще-то клонит не к тому. На вопрос: «А к чему?» — он ответил: «К тому, что за последние недели я успел договориться еще со многими. Это мой новогодний и прощальный подарок. Не теряй силу духа, которая меня в тебе привлекла». Я растерялась, но тут же взяла себя в руки и, обняв белоснежного предводителя Мельфиоре, сказала:
— Спасибо, Бьякуран. Я тебя не забуду. Будь счастлив.
— Всенепременно, — серьезно ответил он и, посмотрев мне в глаза, не пряча свои собственные за полуопущенными ресницами, сказал: — Счастье — это то, за что надо бороться. И я за свое счастье собираюсь сражаться. Потому что я понял: жизнь — это всё же не игра, и второго шанса мне не дадут. Потому я не буду больше играть — я буду просто наслаждаться жизнью. Чего и тебе желаю.
— Спасибо, — улыбнулась я. — Я твоим советом обязательно воспользуюсь.
— В кои-то веки, — ехидно усмехнулся Джессо, но по глазам его я поняла, что он на меня абсолютно не обижается, и улыбнулась в ответ.
Ленка успела повальсировать и с Суперби, и с Принцем, после чего попросила о танце Франа, и тот, что интересно, не отказал. Когда они закружились по коридору в вихре вальса, Бэл ехидно прокомментировал:
— Встретились два соционических Бальзака. Хватай своего, Мария, а то мой его в депрессию утащит.
— Это еще кто кого утащит, — хихикнула я. — Пессимизм — их стихия, и им в ней вполне комфортно. Так что если и утащат друг друга, не страшно. На то, Принц, мы с тобой и Наполеоны всё в той же Соционике, чтоб их из депры вытягивать.
— Кто знает, — туманно изрекло Сиятельство и потащило меня танцевать. — Позаботься о моем немилом кохае. А то он любит влипать в неприятности: язык за зубами держать не способен.
— Способен, — фыркнула я, начиная вальсировать. — Как и Ленка. И кто о ком из нас заботиться будет — еще вопрос. Хотя, думаю, что мы оба друг о друге. А вы с Ленкой заботьтесь друг о друге и о живностях, которых забираете, ясно?
— Могла бы этого и не говорить, — фыркнул Принц без королевства, второй раз одаренный мною сим напутствием.
— Ну, равно как и ты, — усмехнулась я, и мы друг друга поняли, на этот раз — без угроз. Мы выполним обещания и позаботимся о дорогих нам людях, потому что это для нас теперь самое главное.
К полуночи Катька успела перетанцевать абсолютно со всеми (за исключением одной до безобразия хмурой по жизни личности со шпионскими замашками), равно как и я, кстати, а оба наших фокусника — устроить невообразимое шоу иллюзий. Минут за десять до того, как президент начал толкать речь по телевизору, Катька притащила свою сумку (хомяк, блин — всё свое ношу с собой!), а я притаранила заранее заготовленные подарки и вручила их всем присутствовавшим. Народ принял подношения хозяев дома, где гостил, с благодарностью и, вскрыв оберточную бумагу, разразился почти дружным хохотом — некоторые личности смеяться в силу собственного пафоса не стали. Мукуро достался хрустальный колдовской шар на батарейках, до которого как дотронешься, в нем фиолетовые молнии загораются, причем на подставке я написала маркером: «Собственность Феи, родом из иного измерения, руками не трогать: заколет током не хуже, чем иглы владельца — сарказмом»; Рёхею — копия чемпионского пояса по боксу, купленная мной по интернету (пусть порадуется няшка трудолюбивая — заслужил!); Бельфегору — статуэтка мультяшного гуся, стоявшего в позе Наполеона, с надписью: «Царь. И не колышет»; Скуало — металлический гребень, сделанный под старину, к которому я умудрилась прикрепить брелок с кавайным лупоглазым мальком; Гокудере — томик Ницше, известного женоненавистника, портрет которого у него на двери так и висел, кстати, с закладкой в виде заламинированного вязаного белого прямоугольника, на котором красовалась вывязанная синим русская пословица: «Бабка с кашкой, а дед с ложкой» (тонкий намек на толстые обстоятельства). Дино был одарен фигуркой пони, тянущего повозку, в которой сидели колхозники с транспарантом: «От работы дохнут кони, ну а я — бессмертный пони!»; а Тсуна — темно-бежевым вязаным шарфом, на котором я с одной стороны вывязала белым русскую поговорку: «К чему душа лежит, к тому и руки приложатся», а другой — цитату Александра Кумора: «С героями трудно чистить картошку». Хибари, с надеждой, что меня всё же не закамикоросят, я подарила копилку в виде свинки, напоминавшую поросенка Досю из рекламы хим-быт ерунды, которой повесила на шею табличку, гласившую: «Всё в дом, в том числе и себя!» — и, что интересно, магический камикорос «прям в глаз» меня миновал — наверное, любителю зверушек хрюшка понравилась. Бьякуран стал довольным (не говорить же «счастливым», правда?) обладателем статуэтки Амурчика в древнегреческой тоге, причем намек на его собственную крылатость и вредность не меньше, чем у этих ехидных представителей греческой мифологии был им понят и воспринят адекватно; ну а Франу досталась милая, добрая, няшная вязаная лягушка. Всё, что было связано, то бишь игрушка, закладка и шарф, делалось лично мной, и народ это понял и оценил: Гокудера даже закладочку выкидывать не стал, а Тсуна заявил, что картошку чистить куда приятнее, чем геройствовать, так что он лучше бы Нане на кухне помогал, чем со всякими захватчиками мира дрался, но от судьбы не уйдешь, так что он будет чистить картошку в перерывах между сражениями, а чтобы трудностей в готовке у Наны и девушки, которую он когда-нибудь встретит и полюбит, с ним не возникало — в герои не пойдет, а будет просто Тсуной. Меня за мои подарки даже поблагодарили, причем все, включая счастливого свинообладателя, который нехотя пробурчал, что не собирается больше отдавать работе всего себя без остатка и на дом время у него будет. Сестрам же я подарила то, что вязала начиная с лета: Катьке — набор салфеток, а Ленке — черную шаль. Мне же тоже выдали подарки: Принц вручил стилет без лески, а Гокудера — одно из множества колец, которые носил «для красоты», и кольцо Урагана, не являвшееся ничем особенным — просто проводником энергии (короче, до всяких там колец Вонголы и Маре ему было как до Кореи на собаках). Я попросила Катюху передать Ямамото коробочку, в которой покоился медальон с фотографией самого мечника, скакавшего галопом по осеннему полю, которую я сделала давным-давно, после чего раздала каждому из присутствовавших фотографии, которые делала на мобильный с момента, как узнала, кто они, и что они должны будут вернуться в другой мир. Там были запечатлены и их трудовые будни, и опыты с руинами, и поездки в город, и наши застолья, и скачки на лошадях, и просто прогулки по российским просторам… Короче говоря, посмотреть было на что, но смотреть никто не стал, потому как время поджимало, и мы, включив телевизор и вырубив музыкальное сопровождение, чтобы не пропустить бой курантов, попрощались, причем многие даже обнялись со мной. Мукуро же откупорил бутылку шампанского, выстрелив пробкой в потолок и обдав всех присутствовавших содержимым пузатой зеленой бутылки, за что получил от меня выговорешник, сопровождаемый воплями и размахиванием рук. Выслушав меня и разлив шампусик по фужерам, Фей ухмыльнулся и, заявив: «Шутка», — убрал последствия «выстрела», которые оказались лишь иллюзией.