— Всё⁈ — испугался Кондо Кагари. — Кацураги-сан, боюсь, я не справлюсь. Это же…
— Спокойно, Кондо-сан, я буду на связи всё время, — перебил его я. — Я постараюсь максимально быстро разобраться с неврологическим пациентом, а вы начинайте обходить больных, требующих особого внимания. Любой вопрос, любая сложность — звоните мне. Я подскажу, что делать. Всё, что вам нужно, прописано в картах больных. Так что никакой самодеятельности! Идёт?
— Да, Кацураги-сан, договорились, — кивнул Кондо. — Только я не знаю пока, как оформлять документацию на этих пациентов…
— К дьяволу документацию! — махнул рукой я. — Её заполним позже. Сейчас нужно убедиться в том, что никому здесь не угрожает опасность. Жизнь людей в этом отделении зависит от нас, Кондо-сан. И мы несём за них ответственность.
На деле ответственность несу только я и больше никто. Этой ночью в стационаре проведён лишь один терапевт. Саваде Дэйчи и Кондо Кагари наверняка выплатят стимулирующие за переработку, но все документы будут проводиться под моим именем.
— Пойдёмте, Асакура-сан, не будем терять время, — сказал я своему приятелю неврологу, и мы вместе рванули к лифту.
Отделение неврологии было на шестом этаже клиники Ямамото-Фарм. Как только металлические двери открылись, я быстро вышел в главный коридор неврологии и спросил:
— Какая палата, Асакура-сан?
— Третья! — бросил он, и мы побежали туда.
Времени на показуху уже не было. Как только я вошёл в палату, мой «анализ» тут же активировался, и я начал осматривать пациента с ног до головы.
Этим больным оказался Миямото Годжо — один из сотрудников исследовательского отдела Ямамото-Фарм. Не просто тяжёлый пациент, но ещё и важная персона.
Только работать, как прежде, он уже не сможет — и тут ничего не поделать. Первый инсульт заметно повредил его нервную систему. Вся правая сторона Миямото была спазмирована. Мышцы напряжены, а кровообращение в этой части тела постепенно ухудшалось из-за отсутствия здоровой импульсации от периферических нервов.
— Асакура-сан, достаньте мне, пожалуйста, список всех препаратов, которые вводились Миямото-сан в течение последних суток, — попросил я.
Пока невролог отошёл за историей болезни, я продолжил свой осмотр.
Сердце Миямото Годжо бешено колотилось. Частота сердечных сокращений была значительно выше сотни. Мышечные волокна сердца колыхались совсем не так, как надо — словно комок червей, быстро, хаотично и далеко не синхронно. Давление приближалось к опасному рубежу — сто восемьдесят на сто десять.
Дыхание Миямото походило на свист. Мужчина с большим трудом выдыхал воздух, который не хотел покидать лёгкие. Бронхи были плотно сжаты и заполнены слизью. Воздух не выпускали слизистые пробки. Если не стабилизировать состояние Миямото, сложно даже определить, от чего он погибнет…
Удушье? Остановка сердца? Шок? Повторный инсульт?
Или всё сразу.
Кроме того, хоть повторного инсульта пока ещё не намечалось, риск его появления возрастал с каждой минутой.
Асакура Джун сказал, что уже появились признаки нарушения кровообращения в мозге, но это были лишь предвестники будущей катастрофы. Пока что мозг питался нормально.
Но это только пока.
— Вот, Кацураги-сан! — Асакура протянул мне историю болезни, открытую на странице с назначениями.
Пациенту прокалывались препараты, которые стабилизируют кровообращение в головном мозге. Среди них не было никаких веществ, которые могли бы навредить другим органам.
А вот с дыхательной и сердечно-сосудистой системой всё обстояло иначе… Ингаляции от астмы, ясное дело, повышали и без того высокое давление, а также провоцировали дальнейший срыв ритма.
Таблетки из группы бета-блокаторов, которые лучше всего справлялись с повышенным пульсом, были запрещены из-за риска дальнейшего сужения бронхов. И проблема была далеко не в незнании лечащего врача — вовсе нет. Накадзима Хидеки подбирал терапию с умом. Просто других препаратов для лечения астмы банально не существовало. Как ни крути, а вред сердечно-сосудистой системе с их стороны нивелировать было почти невозможно.
Миямото Годжо был в сознании, но его состояние больше походило на агонию. Находясь в бреду, мужчина что-то невнятно шептал себе под нос.
— Есть какие-нибудь идеи, Кацураги-сан? — встревоженно спросил Асакура. — Мы давление ему никак сбить не можем. Половину препаратов ему нельзя, а магнезию мы капаем ему уже третий раз за сутки. Дальше так продолжаться не может.