— Спешу вас предупредить, Бьякуя-сан, — сказал я. — Хоть о побочных эффектах фармакологи не сказали ни слова, я всё же подозреваю, что некоторые из них могут проявиться в вашем случае.
— Перечисляйте, — попросил он. — Не думаю, что они окажутся тяжелее, чем то, что я пережил на химиотерапии.
— Вряд ли они будут тяжелее, но уж разношёрстнее — точно, — начал объяснять я. — Смотрите, у вас метастазы в кости таза, печень и лёгкие. Если препарат начнёт уменьшать размеры опухоли и её производных, эти органы и дадут о себе знать. Может появиться дискомфорт в прямой кишке, возможно, с диареей или кровянистыми выделениями.
— И так этим страдаю, не страшно, — кивнул он.
— Со стороны лёгких может присоединиться кашель. Область правого подреберья может побаливать из-за изменений в метастазах печени, как и кости таза. Самое главное, на что нам нужно будет обратить внимание — на риск присоединения инфекции или на развитие неинфекционного воспалительного процесса. Всё-таки структура органов будет меняться, а это обязательно повлечёт за собой те или иные симптомы.
— Ух… — выдохнул он. — Есть примерные прикидки, после какого дня приёма могут начаться изменения?
— У большинства испытуемых эффект «Онкокура» был заметен уже через неделю. Но у них были предраковые состояния. То есть, фактически это были здоровые люди с факторами риска развития опухоли. Мы с вами будем следить за процессом более тщательно.
Я протянул Бьякуи одну-единственную упаковку «Онкокура».
— Всего одна таблетка, один раз в день, — объяснил я. — Лучше — утром, перед едой.
— Одна таблетка? — хмыкнул он, осматривая упаковку. — Да уж, после химии это звучит, как сказка.
— Главное, чтобы и эффект у него был тоже сказочный, — ответил я. — Отправляйтесь на обследования, Бьякуя-сан. В следующий четверг буду ждать вас на повторные анализы.
— На связи, Кацураги-сан, — кивнул он и покинул мой кабинет.
Я не привык доверять препаратам, как бы абсурдно это ни звучало. Будучи целителем, мне практически не приходилось ими пользоваться. А уж экспериментальными… Я слишком привык контролировать всё самостоятельно.
Но, если назначая обычные препараты, у меня создаётся впечатление, что я доверяю здоровье пациента другому врачу, то экспериментальные лекарства походили лично для меня на студентов-медиков.
На этом рабочий день не закончился. Вслед за троицей испытуемых в кабинет повалила толпа новых пациентов. Поскольку я теперь терапевт четвёртого ранга и отвечаю за отдел маркетинга, мне предстоит заново знакомиться со всеми больными, кто отныне находится под моей опекой.
К концу приёма я заполнил бланки протоколов врачебной комиссии. Бьякуя Шино уже давно не работал, а потому не нуждался в больничном листе. А вот для Кишимото Мицузане и Кушикабы Тэцуи мне предстоит открыть длительные больничные на весь срок испытаний. А открываются они через председателя врачебной комиссии Уёхару Ёсико.
Надеюсь, сегодня наш с ней разговор будет менее неловким. Ёкай — есть ёкай.
Однако, поднявшись на четвёртый этаж, я встретился с другим человеком, который жаждал моего внимания.
— Кацураги-сан, — главный врач Ягами Тэцуро подозвал меня к себе.
— Добрый день, Ягами-сан, — поклонился я.
— Добрый, — коротко ответил он. — Препараты уже раздали?
— Да, — кивнул я. — Как раз направляюсь к Уёхаре-сан, чтобы открыть больничные…
— Больничные подождут, — перебил меня он, а затем шёпотом добавил: — Как бы ни проходили испытания, препарат «Онкокура» должен показать настоящую эффективность. Уже с первых дней приёма.
Началось. «Онкокура» — единственное, что их беспокоит. И я могу понять, почему. Но менять результаты не намерен.
— Вы снова заладили… — вздохнул я.
— Вот, возьмите, — Ягами Тэцуро протянул мне конверт. — Это вам за работу. Аванс.
— Нет, Ягами-сан, — отодвинул от себя его руку. — Мне это не нужно. Мой пациент только сегодня начнёт впервые принимать таблетки. Ни о каких изменениях не может быть и речи.
— Через три дня на его повторных обследованиях должен быть виден прогресс, — сказал Ягами Тэцуро.
— Если препарат работает, он будет виден в любом случае, — ответил я.
— Вы не поняли, Кацураги-сан, — нахмурился Ягами. — Я и не сомневаюсь, что прогресс будет. Но мне необходимо конкретное число. Десять процентов. Уменьшение новообразования на десять процентов. Сотрудники лаборатории и отделения диагностики осведомлены. Они… Изменят заключения, если вы их попросите. Это вам ясно?
Как они могут требовать такие точные показатели⁈ Препарат может не подействовать сразу, а может и вовсе уничтожить опухоль за сутки. Откуда эта проклятая цифра?